Осень Европы - Дэйв Хатчинсон Страница 8

– Павел – неплохой повар, – сказал он неубедительно.

– Он просто все время такой несчастный, – ответил Макс. – Будто того и гляди расплачется.

– Мне это самому очень знакомо, – сказал Руди, забирая из покорных пальцев Макса планшет. Макс успел проверить только пару коробок из переработанного пластика, выставленных стопкой посреди кухни.

– У тебя усталый вид.

– Со всем разберусь и прикорну пару часов, ладно?

– Иди домой и выспись как следует, – ответил ему Макс. – Ради сегодняшнего обеда вызову повара из агентства.

– А вдруг опять пришлют Павла?

На лице Макса отразилась борьба чувств.

– Я переживу, – сказал Руди. Он сунул планшет под мышку и пошел налить себе чашку кофе из эспрессо-машины, которую вынудил Макса установить на кухне.

Максу, очевидно, стоило немалых усилий не спрашивать о том, что случилось в Гинденберге. Руди сказал сам:

– Я его видел.

– И как он выглядел?

– Было темно, его лицо скрывалось в тени, – Руди спросил себя, сколько еще они будут разыгрывать спектакль о «кузене» Макса. – Нужно поговорить с Дариушем, – добавил он.

– И тебе представится эта возможность, – произнес Дариуш, появившись из коридора, ведущего на двор за «Ресторацией Макса». – И наше волшебное число?..

– Пятьдесят семь, – сказал Руди.

– Уверен? – спросил Дариуш.

– Пятьдесят семь, – повторил Руди.

– Ты очень хорошо поработал, – сказал Дариуш, развернулся и ушел обратно в коридор. Руди слышал, как открылась и закрылась дверь во двор. Они с Максом переглянулись.

– У него был здоровый вид? – спросил Макс.

Руди налил себе кофе.

– Я же сказал: было темно, – этого Максу, очевидно, было мало, так что Руди добавил: – Голос у него был здоровый.

Макс кивнул.

– Хорошо, – сказал он, чувствуя себя несколько неловко, как показалось Руди. Затем отвернулся и направился к дверям в обеденный зал. – Хорошо.

* * *

И на этом маленькое приключение Руди как будто закончилось. Макс о нем больше не вспоминал, а Дариуш не возвращался в ресторан. Словно ничего не случилось, словно он никогда не ездил поездом в Гинденберг. Он готовил, смотрел, как приходят на кухню сушефы и через несколько дней уходят, крича о минимальной зарплате и нечеловеческом режиме работы. Макс печально качал головой, и жизнь продолжалась.

Зябкая польская весна постепенно переходила в буйное, давящее польское лето. Кондиционер на кухне сломался, и кухонный персонал начал увядать, а в некоторых случаях и лишаться чувств. Краков запекался от жары. Город наводнили туристы.

Однажды, оживленным июльским вечером, какой-то клиент спросил, может ли он передать комплимент шефу лично, и Руди вышел в ресторан.

Клиент был высоким тощим мужчиной с зализанными назад волосами и косматыми моржовыми усами, которые сегодня в Центральной Европе уже не встретишь. На нем был дорогой немецкий деловой костюм, а на его жене – ошеломительное лиловое вечернее платье с открытой спиной, оголенными плечами и почти всей грудью.

Руди сел и позволил мужу налить ему выпить и поздравить. Жена улыбнулась и сделала комплимент, похвалив за ужин, а потом наклонилась вперед похлопать его по колену и спросить рецепт бигоса, и он обнаружил, что видит ее под платьем насквозь – до самых лобковых волос.

Он отвернулся и заметил в одном из темных уголков ресторана Макса с другим мужчиной, вплотную друг к другу. Казалось, они ведут очень тихий и очень напряженный разговор. Он подумал, что в сложении этого мужчины и языке его тела было что-то знакомое. И тут же осознал, что они показались знакомыми потому, что только его сложение и язык тела он видел.

А затем Макс и мужчина обнялись. Обнялись, как давно не видевшиеся кузены.

* * *

Спустя несколько недель – и позже Руди думал, что это время ему дали на размышление, – Дариуш пришел в ресторан переговорить с ним.

– Я думал, тебе стоит знать, что кузен Макса тебе очень благодарен, – сказал маленький мафиозо.

– Макс об этом говорил, – сказал Руди.

Дауриш откинулся, закурил и оглядел ресторан.

– Ты бы хотел, – заговорил он, – такую работу?

– Моя работа – готовить еду, – ответил Руди.

Дариуш затянулся, подержал дым сигареты в легких дольше, чем, как казалось Руди, было разумно для здоровья или физически возможно, затем выдохнул разреженный душистый туман.

– Ты бы хотел такое хобби? – спросил он.

– Ладно, – сказал Руди. – Главное, чтобы за это хобби платили.