Осень Европы - Дэйв Хатчинсон Страница 9

– Забудь этот сраный идеализм Шенгена, – говорил он в первый вечер, после того как вмиг смел ужин, который приготовил для него Руди. – Люди в этом бизнесе заботятся только о двух вещах. Деньги и престиж. Деньги зарабатываешь тем, что делаешь свою работу, а престиж – тем, что безумно рискуешь, – он выпил вино залпом и поморщился. – Какая мерзость.

– Это «Мутон Ротшильд» 41-го года, – сказал Руди.

– 41-й, – сказал Фабио, прищурившись на бокал так, словно тот сделал ему что-то плохое. – Отвратительный год.

– Это винтажный год.

– Не для меня. У тебя больше ничего нет выпить? И стейк ты пережарил.

* * *

Они называли себя Les Coureurs des Bois ^[1], и они доставляли почту.

Еще до того, как Европа расцвела новыми странами, существовал здоровый курьерский бизнес – иногда законный, по большей части – нет. Некоторые вещи были слишком уязвимыми, важными или попросту нелегальными, чтобы доверять их общественной почте или электронной связи. В те дни ловкий курьер мог задешево слетать куда угодно на Земле, если правильно выбирал задание.

В эти дни все стало сложнее. Пограничные споры часто означали, что доставить почту из политии А в страну Б невозможно. И люди обращались к Les Coureurs, и почта доходила. Иногда посылкой считались люди, для которых иначе переход из политии А в страну Б был бы до невозможности затруднителен. Иногда – предметы, которые в стране Б, в силу узости мышления, считались незаконными.

Другими словами, курьеры были контрабандистами, хотя, когда Руди озвучил это мнение, Фабио отметил, что, как и во многих других случаях, понимание этого термина сильно зависит от точки зрения.

Никто не знал, кем они были. Бытовало расхожее мнение, что это веяние времени, постепенное накопление маленьких отдельных курьерских фирм до появления единой структуры, у которой будет много общего с ЦРУ и госпочтой. С ними связывались так же, как вступали в первый неловкий контакт с наркодилером: когда знаешь человека, который знает другого человека.

Руди казалось, что СМИ раздули этот феномен до неприличия. Они были обычными курьерами; люди доставляли посылки по всей Европе как минимум начиная со Средних веков, а контрабанду – значительно дольше. Еще они были, если судить по Фабио, ужасными гостями. Среди множества прочих личных причуд у Фабио имелся пунктик насчет перестановки мебели. Каждый вечер, когда Руди возвращался в квартиру, он обнаруживал мебель расставленной по-новому, а Фабио стоял посреди гостиной и окидывал ее взглядом. Сперва ему казалось, что маленький толстый Курьер практиковал какую-то необычную швейцарскую форму фэншуя, но через неделю он начал подумывать, что Фабио малость чокнутый.

Они снова и снова обсуждали поездку Руди в Гинденберг, уделяя непомерное внимание каждой детали. Что он запомнил, с кем говорил, где был, что заметил в людях, с которыми общался, – от пограничных чиновников до таксиста в Бреслау и официанта, который подавал завтрак в пансионе «Адлер» на следующее утро.

– Ты все организовал очень просто, это хорошо, – говорил Фабио. – Просто – это часто самое лучшее, хотя и не всегда. Иногда необходимо обставить все как можно изощреннее. А иногда приходится просто импровизировать. – Он отпил из чашки и скривился. – И как это называется?

Руди посмотрел на чашку.

– Кофе, – сказал он.

Фабио вернул чашку на блюдечко.

– Там, откуда я родом, это называют по-другому.

– Ты пил такой же всю неделю.

Фабио покачал головой.

– Не переношу эту континентальную обжарку. Что это вообще значит – континентальная обжарка?

Руди поднялся.

– Мне нужно подышать свежим воздухом.

* * *

– Он очень хорош, – промурлыкал Дариуш.

– Он сводит меня с ума, – ответил Руди. Дариуш закурил.

– Что именно тебя беспокоит?

– Ты никуда не торопишься?

Дариуш усмехнулся.

Руди вздохнул. Они были «У пани Галины» на Сенаторской. Поскольку Руди знал шефа «Галины» и поскольку Дариуш был Дариушем, их препроводили к одному из частных столиков ресторана, вдали от толпы обедающих студентов, туристов и безработных актеров.

– Что ни приготовлю – ему никак не угодишь, – сказал он. Дариуш добродушно хмыкнул.

– Думаю, тебя не удивит, что у каждого свои вкусы в еде, Руди.

– Там, откуда я родом, критиковать угощение хозяина – дурной тон.

– Возможно, в Швейцарии все иначе, – маленький мафиозо пожал плечами. – Не знаю, никогда там не был. Дальше?

– Он переставляет мою мебель.

Дариуш посмотрел на него и сузил глаза. Затем опять пожал плечами.

– Фабио привык к жизни в движении, а не взаперти в твоей квартире. Похоже, ему не сидится на месте.

– Не сидится на месте?

– Слушай, – Дариуш отмахнулся от дурных предчувствий Руди. – Он приехал учить тебя. Он… твой Мерлин, а ты Артур. Он Оби-Ван, а ты Энакин. Будем терпимы к капризам гениев.

– И будем разрешать им переставлять нашу мебель?

– Если им так нравится, пусть переставляют.

– Дариуш, с ним что-то не так.

Дариуш покачал головой.

– Будь к нему терпим, Руди. Слушай и учись.

* * *

По мнению Руди, тот, кто организовал Курьеров, страдал от передоза шпионской литературой конца двадцатого века. Профессиональный жаргон Курьеров в пересказе Фабио казался взятым целиком из романа Джона Ле Карре. Легенды – это вымышленные личности. Стрингеры – это не персонал Курьеров или Курьеры начальных уровней, выполняющие мелкую работу, вроде разведки на месте или поддержания легенд. Пианисты – это хакеры, портные – те, кто осуществляет техническую поддержку, сапожники – те, кто подделывает документы. Руди знал, что эти эвфемизмы ходили в шпионских кругах еще с 1930-х. Все это казалось ему нелепым.

Поручение, связанное с кузеном Макса, было испытанием, теперь это стало очевидно. Как объяснил Дариуш, кузен Макса уже выходил раньше на контакт с Курьерами и получил список вариантов побега из Гинденберга. Руди лишь передал им его выбор. Это мог сделать любой стрингер; кузен Макса из-за проблем с почтой, глушения телефонов и радио и перехвата имейлов мог послать хоть дымовой сигнал. Но прежде всего это была проверка выдержки, проверка того, как Руди решит поставленную задачу.

Похоже, испытание он прошел. И его наградой стал Фабио.

– Нельзя недооценивать стрингера, – говорил ему Фабио. – Возьмем типичного стрингера – назовем его Ральф. Ральф работает в гастрономии в Лозанне. У него есть жена по имени Шанталь, дети, возможно, собака. Большую часть времени он живет обычной жизнью. Ненавидит начальника. Трахает жену. Играет с детьми. Выгуливает собаку.