Западня Данте - Арно Делаланд Страница 53

Снова повисло молчание.

— Хорошо. Я расскажу все. И уж поверьте, ничего не утаю. И если бы знал больше, то не замедлил бы выманить волка из леса.

Совет десяти, Пьетро и глава Уголовного суда обратились в слух.

— Все равно я больше не могу носить это в себе. Так вот. Минос — член Большого совета, но личность его мне неизвестна. И полагаю, это он пытался соблазнить астролога Фреголо, как соблазнил многих других. Не все Огненные птицы из благородных, отнюдь нет. Многие обычные горожане, внедренные в государственные структуры, или нищие, которых легко обмануть, заставить верить в несуществующую мечту. Весьма вероятно, что этот самый Рамиэль, убивший мою дорогую Лучану, один из таких. Не знаю, есть ли у главарей секты поддержка из-за границы, но это вполне вероятно. У них нет лица, что делает их сильней. Они мастера шантажа, цель которого — вынудить вас пополнить их ряды. Сперва преподносят мелкие подарки, делают недостойные предложения и прибегают ко всяческим видам подкупа, затем переходят к устрашению, если подкуп и убеждение не срабатывают. Они ставят вас в безвыходную ситуацию, вроде той, в которой сейчас оказался я. Подготовленный ими государственный переворот действительно случится скоро, и вы правильно опасаетесь дня Вознесения. Это может оказаться самым подходящим моментом. Дож будет доступен. Маскарад, к которому они прибегают, всего лишь отвлекающий маневр, служащий для распространения жутких слухов и усиления устрашающего воздействия их деяний. И я точно знаю, что один из них… расположился в двух шагах от прокураций, где за огромные деньги снял у владелицы апартаменты, с крыши которых обозревается вся лагуна. А вот для чего он это сделал, представления не имею.

— Нам нужны имена, ваше превосходительство! — снова обрушился на сенатора Канова. — Имена!

— Дело в том, что… Есть кое-кто, на мой взгляд, способный стоять за всем этим…

— На ваш взгляд? Нам нужны не догадки, сенатор! А точные имена!

Опять повисло длительное молчание. Никто не шевелился. Наконец с губ Кампьони тихо сорвались слова:

— Я говорю о сенаторе Оттавио.

По аудитории пробежал гул. Раздались восклицания. Канова осел в кресле. Глаза Пьетро засияли. Затем все опять стихло. Кампьони же, прикрыв глаза, поглаживал пальцем переносицу. Когда же снова поглядел на сидящих перед ним мужчин, стало видно, что он несколько успокоился.

Канова подался вперед и дрожащим голосом спросил:

— Вы отдаете себе отчет в тяжести этого обвинения?

Кампьони медленно кивнул. Он весь взмок.

— Идите в прокурации и убедитесь сами. И слушайте меня внимательно. Я скоро пойду на заседание сената. И, будучи там, ни единого мгновения — вы слышите? ни единого! — не буду уверен, что обсуждаемые нами дела и принятые решения, полученные доклады и все прочее не передадут тут же этим людям или по крайней мере тем из них, кто разбирается в политических игрищах. Мессиры, — подытожил он, — есть один пункт, по которому наши позиции совпадают: все это слишком затянулось. Ни я, ни мои преданные соратники в сенате и Большом совете больше не можем избегать правды. Я берусь убедить их, чтобы они, в свою очередь, рассказали вам все, что им известно. Вы получите их имена и с этого момента можете зачислить в свои ряды как самых преданных людей. Я знаю, что измена повсюду, но в этом вы можете мне доверять. Я приведу их к нам, и мы поведем борьбу всеми имеющимися у нас средствами — даже если все это станет широко известным. Дож принимает посла Франции. Это прискорбно, но, в конце концов, ему тоже грозит опасность. Я думаю… нужно поставить в известность всю Венецию. Я не перестану провозглашать то, во что всегда верил: следует доверять живущим здесь людям, знававшим, как вам известно, и худшие времена. Несмотря на карнавалы и балагурство, народ отлично понимает, в чем его интерес.

Последнее заявление было воспринято по-разному. Для некоторых, в ком еще жили страх перед народом и не такие уж давние воспоминания о доже Фальере, слова сенатора остались подозрительными. Имя Оттавио всех всколыхнуло, как брошенный в лужу камень. Других Кампьони вроде бы убедил. Еще примерно час шло обсуждение, затем Джованни Кампьони смог отправиться в зал дворца, где начиналось официальное заседание сената. Его выслушали, а Кампьони отлично сознавал, насколько опасно лгать Совету десяти и Совету сорока и какая кара обрушится на его голову, если он солгал. В общем, выработался некий план: и впрямь пришло время объединиться и построиться в боевые ряды. Гадателя Пьетро Фреголо взяли час назад, хотя и сомневаясь в его возможных признаниях. Быть может, он сам полез волку в пасть? Рикардо Пави, глава Уголовного суда, обратился к Пьетро:

— Думаете, он сказал правду?

— Да. Сомневаюсь, что он способен вести двойную игру. Нам нужен Оттавио!

Пави был непосредственным начальником Броцци, врача Уголовного суда. Молодой мужчина, от силы лет тридцати, со жгучим взором и жесткими чертами лица, славился своими реакционными взглядами. Знающие его, поговаривали, что в определенных ситуациях он, не колеблясь, сам проводил допросы. Он вел уголовные дела с настойчивостью, равной его твердости, обладал невероятными логическими способностями и инициативой, приводящими в восторг политиков и чиновников Венеции, хотя последние несколько опасались его чрезмерной вспыльчивости. Но его оправдывало то, что он стал свидетелем убийства своей жены бергамцем-носилыциком, больше похожим на бандита с большой дороги. С тех пор он начисто лишился мягкосердечия. И только осознание хорошо выполненного долга еще могло вызывать у него какие-то эмоции. Его опасались, но ценили достаточно высоко. Пави имел репутацию аскета и ревностного католика.

— По словам Кампьони, один из Огненных птиц устроился в апартаментах неподалеку от прокураций… дом десять по улице Фреццерия. Буквально в двух шагах от лавки Фреголо. Совпадение? Как бы то ни было, если Кампьони не лжет, личность жильца не трудно выяснить.

— Я отправлюсь туда немедленно, — заявил Пьетро. — А там видно будет. Но скажите мне, мессир… — Он помрачнел. — Что слышно о галерах из Арсенала?

Пави тоже помрачнел, черты лица заострились.

— Ничего нового. «Святая Мария» и «Жемчужина Корфу» по-прежнему болтаются где-то в Адриатике, если вообще не потонули. Мы не можем посадить в колодки всех работников Арсенала, и наши поиски не приносят результата.

Но пора шевелиться! — повернулся он к Пьетро. — Наши агенты пойдут с вами. Поторопитесь.

Пьетро взял шляпу и встал.

Едва выйдя из зала, где допрашивали Кампьони, он поспешил навстречу Эмилио Виндикати, тоже уже завершившего параллельный допрос.

— Ну?

Эмилио кисло поморщился, сжимая кулаки:

— Что ну? Он все отрицает, естественно! А я без доказательств не могу предъявить ему обвинение! Он ушел злой как собака, а я выставил себя на посмешище, как и предполагал!

— Что?! А ты знаешь, что в это время…

— Да, да, ради бога! Знаю! Но Оттавио со своей стороны обвиняет Джованни Кампьони в политических игрищах! Как ты не поймешь! Они переводят стрелки друг на друга. Наша парочка сенаторов играют с нами как хотят! Два дуэлянта, понимаешь, и мы между ними, тщетно пытающиеся их переиграть! При нынешнем раскладе через пару дней на нас обрушатся все аристократы города, а нам нечем отбиваться, Пьетро! Нечем!