Западня Данте - Арно Делаланд Страница 52

Это неправда! Чудовищная ложь! Заговор! Очередная попытка меня дискредитировать!

Сидевший напротив Пьетро и Совета десяти в одном из тайных залов Пьомби сенатор Джованни Кампьони громко возмущался. Глава Уголовного суда тоже присутствовал. Было понятно, скольких сил стоило сенатору выдержать очередной нанесенный ему удар. Дело происходило в субботу, и в этот же день должно было состояться заседание сената. Поэтому его превосходительство облачился в подбитую горностаем мантию и берет. На нем лица не было: ему рассказали об обстоятельствах смерти Лучаны Сальестри, и сенатор казался постаревшим лет на десять. Бледный лоб, седые волосы, лихорадочный растерянный взгляд… Он то и дело замолкал, подавляя слезы. Однако теперь Кампьони стал очевидным обвиняемым. Хотя вопрос, можно ли доверять словам Фреголо, оставался открытым.

Но члены Совета десяти и Совета сорока не могли себе позволить упущений. Они сидели за поставленными полукругом столами. Как настоящий трибунал. Эрнесто Кастильони, Самуэле Сидони, Николо Канова и другие, матросы тайной полиции, в темных одеждах, с мрачными лицами. Они были готовы обрушиться на бедолагу сенатора, порвать на части при малейшей его ошибке. Интересно, со стороны Кампьони это талантливая игра или он искренен, каковым его по-прежнему считал Пьетро? Хотя сейчас Виравольта уже ни в чем не был уверен. Но самое смешное в другом. Пьетро знал, что в соседней комнате Эмилио Виндикати допрашивает Оттавио. Перекрестный допрос сенаторов. Пьетро рвал и метал: он бы дорого дал, чтобы оказаться за стеной, напротив мужа Анны Сантамарии. Виравольта не сомневался, что именно Оттавио украл у Лучаны брошь, позднее найденную в театре Сан-Лука, и молодую женщину убили именно поэтому. Ему хотелось провести допрос по-своему, без всех тех предосторожностей, к которым прибег Эмилио ради какого-то там неуместного «этикета», который к тому же был темой с вариациями. Пьетро хотелось припереть Оттавио к стенке. Да-да, вопреки словам Фреголо у Черной Орхидеи было ощущение, что противник все же другой.

— Ну подумайте сами, прошу вас, — проговорил наконец Кампьони. — Это найденная в театре Сан-Лука брошь, а теперь вот карта для какой-то идиотской игры привели вас ко мне! Разве вам это не кажется слишком прямолинейным? Я невиновен! Вы можете представить меня командующим какой-то тайной армией, чтобы захватить власть? Да вы спятили!

— Наши враги предоставили нам достаточно доказательств своей изворотливости, ваше превосходительство, и знакомства со многими стратегиями. В прошлом Венеция знавала и худшее. Наш прекрасный город всегда был заманчивым куском. И откуда нам знать, что ваша виновность, слишком явная для того, чтобы быть правдой, не вами же и срежиссирована как раз по этой самой причине? Полноте, не стоит так уж рассчитывать на нашу мудрость, нам надоело строить догадки. Нужны факты. Вам известно, какова наша власть. Она, как минимум, равна вашей. А время поджимает. Мы опасаемся худшего надень Вознесения Господня. Вы ведь любили Лучану Сальестри, не так ли?

— Ox… — Кампьони, явно взволнованный, невольно прижал руку к сердцу. — Не надо примешивать самое светлое чувство к этим чудовищным деяниям. Да как вы смеете думать, что я смог бы поднять руку на этого ангела? Ее жуткая смерть разрывает мне сердце почище своры собак!

— «Самое светлое чувство», — хмыкнул Рикардо Микеле Пави, глава Уголовного суда. — Забавно слышать подобные слова о куртизанке, мир ее праху, отдававшейся всем подряд.

Пьетро кашлянул.

— …Преступления на почве страсти стары как мир, — продолжил Пави. — Разве вы не ревновали ее к другим любовникам? Вы ведь знали, что их много!

— Да, это была трагедия, но лишь для меня одного. И при чем мои чувства к ней, когда речь идет о поимке Огненных птиц? Приведите сюда вашего гадателя и…

— Вы отрицаете, что прибегали в прошлом к его услугам? — оборвал сенатора Пави.

Тот на мгновение опустил взгляд.

— Я… Да, я ходил к нему пару раз… Но это не имело никакого отношения к политике, всего лишь…

Пьетро, видя, что сенатор запутался, решил вмешаться.

— Задолго до вас многие прибегали к гаданию, — заговорил он самым благожелательным тоном. — И не самые простые люди. Я имею в виду императора Августа, да и вообще всех римских императоров. Не волнуйтесь насчет астролога. Если он солгал, то окажется под замком еще до наступления вечера, и на сей раз мы его не выпустим. Мы всего лишь хотим знать, что вы еще скрываете насчет Огненных птиц. Кто такой Минос? Кто такой Вергилий? И кто называет себя Дьяволом?

— Хорошо! — Кампьони повернулся к Пьетро. — Я расскажу все, что знаю. Но поймите и меня. Один из вас… может быть одним из них.

Это возмутило Николо Канову, дородного мужчину лет шестидесяти, но опасного, как лезвие бритвы. Он вмешался в разговор, внушительно выпрямившись в кресле и потрясая веером.

— Не усугубляйте свое положение столь тяжкими обвинениями против тех, кто всеми силами старается спасти республику!

Повисло долгое молчание, и Кампьони снова потупился.

— Они мне угрожали, но это не самое страшное. — Он снова поглядел на Пьетро, ища поддержки. — Они угрожали членам моей семьи и другим сенаторам. Я не могу брать на себя ответственность за их жизни. Вы были на вилле Мора в Местре и видели, что они собой представляют, верно? И это я предоставил вам сведения и дал шанс оценить степень опасности. А вы, быть может, упустили возможность их уничтожить. А теперь они стали еще сильней и ведут в игре. Но я знаю, что они не остановятся.