Нежный фрукт - Галина Куликова Страница 4

– Можешь не разуваться. У меня нет тапок твоего размера. Даи вообще...

– А у меня ноги устали, – сказала та задорно и все-такиразулась.

Взору Грушина явились пальцы с алыми ногтями. Если ему ираньше было не по себе, то сейчас он растерялся окончательно. Женщина с босыминогами и в нарядном платье выглядела слишком... интимно.

Элина первой прошла в комнату и теперь, не стесняясь,разглядывала обстановку, как будто попала в какую-нибудь галерею, где экспонатывыставлены для всеобщего обозрения. Грушин любил простор, поэтому ограничилсяминимумом мебели. Самым массивным предметом интерьера был старый сервант,напичканный бабушкиной посудой с облупленной золотой каймой.

– У тебя чудесный вид из окна, – заключилаЭлина. – А где твой кот? Ты говорил, у тебя есть кот.

– Наверное, где-то спит, – предположил Грушин. –Если уж он спрячется, его ни за что не найдешь. Вообще-то это не мой кот, амоего друга. Друг уехал работать за границу, на два года. Кота он оставил мнена время. Честно говоря, поганец меня недолюбливает. Мне кажется, он думает,что я украл его у хозяина и держу у себя силой.

– Кис-кис, – позвала Элина без энтузиазма. –Котик, котик! Как его зовут?

– Ганимед Ванильный Дым, – сообщил Грушин. – Апопросту – Ганя. Это тайский кот, красивый, как кошачий бог.

– Ганя, Ганя! – елейным голоском повторила Элина.

На самом деле кот был ей без надобности. Больше всего насвете ей хотелось заняться Грушиным. Он находился почти что у нее в руках.Почти что.

– Если его звать, он ни за что не придет. Извредности, – сообщил Грушин. – Хочешь, я принесу тебе теплые носки?

– Ты с ума сошел, – засмеялась Элина. – На улицетакая жара. И у тебя пушистый ковер к тому же. – Она посмотрела на своималенькие ступни и пошевелила пальцами. – Давай-ка лучше выпьем немногоконьяка.

Грушин встретил ее предложение тревожным оживлением. Онпринес из бара приземистую бутылку и две коньячные рюмки, опасно держа их заножки одной рукой. Подтащил к дивану журнальный столик и водрузил всепринесенное на салфетку.

– На закуску будет лимон, – сообщил он. – Но еслиты не наелась за ужином, я могу сделать чтонибудь посущественнее.

Элина сказала, что лимона будет вполне достаточно, и покаГрушин возился на кухне, забралась на диван с ногами. Подлокотники былиизодраны в клочья. Судя по всему, Ганимед Ванильный Дым приложил немало усилий,чтобы диван выглядел столь экзотично. Элина стала прикидывать, с чего начатьнаступление на Грушина. Ясное дело, им нужно поцеловаться. Но как поцеловатьмужчину, который напоминает продукт, замороженный для длительного хранения?Одна надежда на коньяк.

Однако вскоре стало ясно, что надежде этой не сужденооправдаться. Они сидели на диване довольно далеко друг от друга, и когда Элина,покрутив попой, попыталась сократить между ними расстояние, Грушин неожиданновстрепенулся и с места в карьер принялся повествовать о своей недавней поездкев Канаду.

– Полет проходил нормально, – докладывал он, вцепившисьв тему всеми тридцатью двумя зубами. – Стюардессы были очень милыми, и едув самолете предлагали вполне приличную. А на сладкое давали кекс. Ты любишькексы?

– Мг-м, – мурлыкнула Элина и отвоевала у ихотчужденности еще сантиметров двадцать.

– А я вообще сладкое не ем, но тут меня просто разобрало. Ясъел один кекс, потом съел кекс своего соседа. Это мой коллега Пожарский, мылетели с ним вместе. Потом стюардесса предложила мне еще один кекс, я съел иего тоже...

Кексы вылетали из него, словно пули из парабеллума.Внезапный приступ говорливости объяснялся паникой, которая накатила на Грушинав тот момент, когда он понял: вот оно! Сейчас это должно свершиться. Соединениетел, слияние губ и все такое, что расписано жизнью в каждом любовном сценарии.Он протянул руку, схватил со столика рюмку и опрокинул в себя приличную порциюконьяка. Несколько секунд спустя его обдало жаром, который бросился к щекам,окрасив их рубиновым цветом.

Элина тоже взяла рюмку, но сделала лишь небольшой глоток ипоставила ее на место.

– А что было дальше? – спросила она, придвигаясь ещеближе и пытаясь глядеть Грушину прямо в глаза.

Это оказалось делом затруднительным, потому что его взглядметался взад и вперед по комнате, и лишь иногда пробегал по лицу гостьи. Таждала, когда этот взгляд затуманится от коньяка. На самом деле, когда Грушинчего-то боялся, он никогда не пьянел. Вследствие сложных химических реакций вего организме алкоголь под действием ужаса превращался в простую воду. Он могпить до полной отключки и быть все таким же рассудительным и зажатым, какобычно.

Улучив момент, Элина положила руку на колено Грушина, и тотмгновенно взвился, как будто она прижала к его коже раскаленную кочергу. Навторой попытке ей удалось, рассмеявшись, привалиться к объекту атаки плечом, ноон выскользнул, как мурена.

В конце концов, Грушин ей так надоел, что она не выдержала:

– Слушай, Дима, я очень хочу установить с тобой близкиеотношения.

Она понятия не имела, какое впечатление произведет наГрушина слово «секс», сказанное в лоб, поэтому решила не рисковать.

Грушин тут же вознамерился уточнить: «Насколько близкие?» –но вместо этого глупо спросил:

– Да?

– Да, – твердо ответила Элина и взяла его за галстук.

Он тотчас почувствовал себя конем, которого ведут в стойло.Хотел взбрыкнуть, но потом передумал и позволил ей развязать узел. Воротникрубашки распахнулся, и Элина провела по шее Грушина указательным пальцем. Потелу тут же побежали мурашки. Ничего общего с вожделением они не имели.Насколько он помнил, перед тем как устанавливать предельно близкие отношения сЖанной, он каким-то образом отключал мозг. Ладони делались влажными, в ушахгрохотала кровь. Тело становилось тяжелым, а сам он – весьма настырным впроявлении чувств. Сейчас он не испытывал ничего подобного.

«Мне нужно было жениться на Жанне», – подумал Грушин,чувствуя отвращение к самому себе. Жанну он не любил. Это была страсть, неподкрепленная ничем – ни человеческой симпатией, ни жалостью, ни уважением.Жанна была просто объектом его физического влечения. Когда страсть утихала, онвсеми силами стремился сохранить чувство близости, но ничего не выходило. Жаннаоставалась неинтересной ему, с ней не хотелось общаться – делитьсявпечатлениями, обсуждать планы. Тем не менее его мужская природа отчего-тооткликалась на жар ее тела.

Что касается Элины, то здесь он терпел фиаско. Он неиспытывал по отношению к ней ничего, кроме неудобства. Тем временем гостьявсерьез принялась за пуговицы его рубашки. Пока Грушин, прикрыв глаза, сопел,пытаясь вызвать в себе все те реакции, которые просто обязаны были происходить,она расстегнула рубашку до самого низа и положила обе ладони на его обнаженнуюгрудь.