Место под солнцем - Полина Дашкова Страница 23

Лерочка, Валерия, беленькая, мягонькая, душистая, как свежийбисквит, работала продавщицей в кондитерском отделе маленькой булочной на углуБронной, училась заочно в пищевом институте.

Дубровин был тайным сластеной. Юная продавщица приметилахудого очкастого студента, встречала его нежной улыбкой, осторожно доставалаиз-под прилавка скромный кондитерский дефицит начала восьмидесятых – ванильнуюпастилу, мятные пряники, мармелад «Балтика».

Однажды он забежал перед самым закрытием, она попросилаподождать у выхода. Потом они целовались на лавочке, на Патриарших прудах, и нагубах был кисловатый мармеладный сахар.

Вся боевая мощь Пашиной мамы обрушилась на нежную Лерочку.Продавщица не пара ее талантливому сыну! Разве нет интеллигентных девочек вуниверситете? Надо что-то делать!

Начались проблемы с жильем, обычные московские проблемы. УЛерочки в двухкомнатной квартире теснились ее родители и старшая сестра смаленьким сыном. У Пашиных родителей хоть и была приличная трехкомнатнаяквартира, но она превратилась в поле боя. Лерочка и Пашина мама под однойкрышей существовать не могли.

Павел устроился работать дворником ради сырой подвальнойкомнаты в Скатертном переулке. Ему нравилось ранним утром, до рассвета,сгребать листья, колоть лед. Тихо, пусто, никто не трогает, не пристает спустыми разговорами. Листья шуршат, мороз потрескивает, позванивает капель. Вкаждом времени года своя красота, своя тишина, свои звуки и запахи.

Лерочка любила гостей, ночные посиделки с цейлонским чаем,кондитерским дефицитом, сладким дешевым «Токаем» и портвейном «Кавказ». Дверидворницкой не закрывались. Уходили и приходили какие-то нищие художники, поэтычитали странные, расплывчатые стихи, забредали задумчивые хиппи с Пушкинскойплощади, кто-то все время ел, мылся в облупленной ванной с газовой горелкой,ночевал. Для Паши оставалось загадкой, каким образом Лерочка умудряетсязнакомиться и дружить со всей этой странной публикой.

Кроме комнаты, была еще небольшая кладовка с мутным оконцему самого потолка. Постепенно Павел переселился туда, не потому, что ему не нравилсяобраз жизни, который нравился Лерочке. Просто он очень уставал. Вставал в пятьутра, отрабатывал свою дворницкую норму, ехал в университет и засиживался тамдопоздна в компьютерной. В начале восьмидесятых компьютеры были огромными, осегодняшних персональных еще и не мечтали.

Время шло. Дубровин закончил университет. Вдруг выяснилось,что тихий разумный Пашин папа многие годы любил другую, чужую женщину и толькождал, когда вырастет сын. А потом ждал, когда жена переживет драму женитьбысына. Дождался и ушел, прихватив с собой лишь пару костюмов, электробритву изубную щетку.

Мама ринулась в свой последний и решительный бой. Это былаее лебединая песня. Она ходила на работу к отцу, к той женщине, обращалась впрофсоюзную и партийную организации, даже написала письмо в журнал «Работница».

Когда все средства борьбы за мужа были исчерпаны, ГалинаСергеевна почувствовала себя навек побежденной, усталой, никому не нужной. Онастала болеть. Сначала Паша думал, что это продолжение вечного боя. Но вскоревыяснилось, что мама и правда больна. У нее нашли какое-то сложное заболевание сердца.Галина Сергеевна тихо угасла в кардиологическом отделении районной больницы.

Похоронив мать, Паша долго не мог опомниться, чувствовалсебя виноватым, понял вдруг, что на самом деле маму свою очень любил. Неважно,какой она была – любил, и все.

Они с Лерочкой переехали из дворницой в опустевшую квартируна Бронной. Лерочка закончила свой пищевой институт, бросила булочную, остриглабелокурые волосы совсем коротко, под ежик, нацепила на каждую руку покилограмму звонких серебряных браслетов и колец, закутала плечи арабскимчерно-белым платком с бахромой, купила маленький этюдник, акварельные краски ипринялась рисовать абстрактные картинки, какие-то сине-розовые разводы, желтыекляксы.

Среди гостей, которые продолжали приходить толпами,попадалось все больше странных людей. Особенно запомнился Паше мужичонканеопределенного возраста, маленький, почти карлик, обросший нечесанной грязнойшерстью, словно леший. Стоял морозный январь, мужичонка был обут в резиновыешлепанцы на босу ногу. Протянув Павлу маленькую потную лапку с траурнымидлинными коготками, он произнес неожиданно глубоким басом:

– Меня зовут Вандерфулио, от английского «вандерфул».

В квартире пахло индийскими благовониями. Чай Лерочказаваривала из каких-то трав, питалась сырой крупой и репой. Вредныекондитерские изыски были забыты, как и прочая ядовитая белковая пища – мясо,рыба, сыр.

После окончания университета Дубровин работал в крупном НИИ.К счастью, там была неплохая столовая. Постепенно он почти переселился в свойНИИ, уходил ранним утром, возвращался поздним вечером. Но Лерочка, казалось,этого не замечала.

Любые выяснения отношений, даже вполне мирные, с детствавызывали у Паши нестерпимую оскомину, почти физическую боль. Он предпочиталмолчать до последнего, если его что-то не устраивало. Он знал: все равно Лераего переспорит, заболтает до смерти, станет доказывать, что он все в жизниделает не правильно – говорит, молчит, ест, спит, думает. И придется возражать,продолжать пустую, нервозную перепалку, пока не закружится голова и не зазвенитв ушах. А Лерочка все равно ничего не поймет, даже не услышит. Потому что люди,которые выясняют отношения, слышат, как правило, только самих себя.

Однажды ночью, глядя на него в темноте светлыми мерцающимиглазами, Лерочка спросила:

– Павлик, у тебя открывается чакра во время оргазма?

– Что?

– Секс – это сложное и ответственное магическое действо,затрагивающее не только ментально-кармический, но и астральный аспект индивида.Ты груб, необразован и безграмотен в сексуальном плане, – заявила Лерочка, – сэтим надо что-то делать.

Она стала объяснять, что и как у него должно открываться,закрываться и вибрировать. С ее нежных уст слетали всякие медицинские имистические словечки, от которых у Паши заболел живот и подступила к горлутошнота. Это была целая лекция, нудная и по, дробная. Он не дослушал,отправился спать в другую комнату, на диван, прихватив свою подушку. Однакодиван был занят. Там, свернувшись калачиком, спал маленький лохматыйВандерфулио.

Остаток ночи Павел просидел на кухне, курил, пил пустойкипяток. Чай из травок вызывал у него отвращение, а нормальной заварки в домене оказалось. Как, впрочем, и сахару.

На рассвете в кухню пришлепал босой Вандерфулио в грязныхсолдатских кальсонах, не сказав ни слова, попил воды прямо из-под крана, зевнулво весь свой беззубый лохматый рот и ушел назад, на диван, спать. Казалось,Пашу он вообще не заметил, словно перед ним было пустое место.