Место под солнцем - Полина Дашкова Страница 22

Павел Дубровин сидел за компьютером и не мог работать. Рукасама тянулась к телефону, и он постоянно одергивал себя.

«Нет, не трогай ее сейчас, оставь в покое. Ты так долгождал, подожди еще совсем немного, дай ей опомниться. Вот ты позвонил, невыдержал, и что? Ничего хорошего. Подожди…»

Но рука все тянулась к телефону, пальцы нервно барабанили потрубке. А по экрану компьютера плыли разноцветные рыбки.

– Ты спишь, что ли? Если устал – иди пообедай. Павелоглянулся. У него за спиной стоял замдиректора фирмы и удивленно глядел наэкран. Все привыкли, что Паша вкалывает как проклятый, его монитор никогда неотдыхает, особенно сейчас, когда Дубровин разрабатывает новое программноеобеспечение автоматического документооборота. Работы так много, что поестьнекогда.

– Я уже полчаса за тобой наблюдаю, – добродушно усмехнулсязамдиректора, – ты сегодня не в себе. Не заболел? Может, тебя вообще домойотпустить?

– Да, – кивнул Паша, – голова раскалывается. Я пойду,пожалуй. Отлежусь, отосплюсь, а завтра утром наверстаю.

На улице шел сильный дождь. Павел добежал по лужам до своейчерной «восьмерки», прицепил дворники к ветровому стеклу, сел за руль, вставилмагнитофон в гнездо. Он никогда не ездил без музыки. Бардачок был забиткассетами. В основном классика – Моцарт, Вивальди, Мендельсон, Чайковский.Никакой попсы. Немного старого джаза, русские романсы, Вертинский.

Именно Вертинского он поставил сейчас, прежде чем завестимотор.

Я не знаю, зачем и кому это нужно, Кто послал их на смертьнедрогнувшей рукой… – запел, грассируя, мягкий тенор.

Черная «восьмерка» медленно выехала из проходного двора.Дождь заливал стекла.

Тогда, год назад, тоже был проливной дождь, и тоже пелВертинский в машине. Неужели прошел год? Это много или мало? Для Паши – целаяжизнь. Для Кати – пустяки, одно мгновение. Первого октября можно будетотпраздновать маленький юбилей. Вместе… Конечно, вместе. Теперь уже никто непомешает.

Ему захотелось проехать мимо того мрачного сталинского домана Ленинградском проспекте, возле которого он год назад впервые увидел Катю.

Дубровин никогда не подрабатывал частным извозом. Он былклассным программистом и получал приличные деньги на фирме. В машине Пашаотдыхал и слушал музыку. Посадить случайного пассажира – это почти то же, чтопустить к себе в дом чужого, постороннего человека. Неприятно и рискованно.

Паша с детства был молчуном.

– Тебе бы в пустыню, в скит, – говорила мама, – почему тывсе время молчишь? Расскажи, что было в школе, как прошел день?

– Нормально, – отвечал Паша, не отрывая глаз от книги.

– У тебя всегда все нормально. Что это? Чем ты так увлечен?«Физика твердого тела», – мама хватала книгу и громко, с пафосом читалазаглавие на обложке, тут же закрывала и клала куда-нибудь на буфет. – Нельзявсе время читать. Ты испортишь зрение. С кем ты дружишь? О чем выразговариваете на переменах? Почему ты не играешь в футбол, как все мальчики? Утебя скоро день рождения. Хочешь, я напеку пирогов? Ты пригласишь мальчиков,девочек, мы организуем веселый праздник.

– Не надо.

Павел брал книгу, находил нужную страницу и под маминыразумные речи читал, не поднимая головы.

– Павлуша, ну что с тобой делать? У всех дети как дети, а тыу меня прямо дикий какой-то. Ты что, стесняешься? Вроде не кривой, не косой, незаика. Ну поделись с мамочкой, расскажи, почему ты ни с кем не дружишь? Может,тебя обижают? Дразнят?

– Нет.

Пашу никто не обижал, не дразнил. И в школе у негодействительно все было нормально. Он не стеснялся, не комплексовал. Простолюбому общению он предпочитал одиночество. Он искренне не понимал, зачем надоноситься и орать на переменах, гонять в футбол после уроков. Зачем курить втуалете и обсуждать, какие джинсы престижней – «Вранглер» или «Левис», ктозабьет первую шайбу в завтрашнем матче между «Спартаком» и «Динамо», у кого издевочек длинней ноги? Зачем громко ржать над похабными анекдотами? Зачем быть совсеми и как все, бегать в горячем подростковом табунке, если одному, с самимсобой, интересней и уютней?

– Что ты переживаешь? – успокаивал маму отец. – Разныебывают дети. Общительные и необщительные, говоруны и молчуны. Ну, Павел у насне коллективный человек, замкнутый. Ему нравится физика и математика. Развелучше было бы, если бы он стоял вечерами в подъезде, бренчал на гитаре, пил ицеловался с девочками?

– Лучше! Нормальный подросток должен жить в коллективе. Адевочки? Он ведь шарахается от них, как от чумы.

– Галя, – вздыхал папа, – он нормальный подросток. Всемусвое время. Вот окончит школу, поступит в институт, станет взрослым,самостоятельным… – Ага! – кричала мама. – И подцепит его на крючок какая-нибудьстерва! От природы не уйдешь, будет он к двадцати пяти годам дикий, неопытный,любая покажется королевой!

– Ну почему непременно стерва?

– Он дикий! Он ни с кем не общается, не приводит домойдрузей, не разбирается в людях, с этим надо что-то делать!

Мама считала, что любить сына – значит воспитывать, авоспитывать – значит менять, ломать, совершенствовать. Жизнь без борьбы теряладля нее смысл.

После десятого класса Паша поступил в МГУ, на факультетвычислительной математики и кибернетики. На третьем курсе он впервые привел вдом девушку и тут же сообщил родителям, что женится. Поставил перед фактом.