Пелагия и черный монах - Борис Акунин Страница 20

– Уроды сыроядные! – послышался откуда-тосверху рев капитана. – Саддукен скотоложные! Чтоб вас, ехидн, Молох познал!

Отовсюду – и снаружи, и с нижней палубы,доносились отчаянные крики и рыдания, это боялись пассажиры.

Наталья Генриховна (вот как ее звали) сглубокой убежденностью сказала:

– Это мне за кощунство. За грехопадение напути в святую обитель.

И жалобно, безнадежно заплакала.

Лагранж успокаивающе потрепал ее по мокройщеке и быстро, по-военному, оделся.

– Куда вы? – в ужасе воскликнула паломница, нодверь захлопнулась. “Через полминуты полицмейстер был уже на шлюпочной палубе.

Придерживая рукой кепи, так и рвавшееся вполет, он в два счета оценил ситуацию. Ситуация была ватер-клозетная.

Капитан метался вокруг рубки, тщетно пытаясьподнять на ноги полдюжины матросов, которые стояли на коленях и молились.Феликс Станиславович разобрал: “Под Твою милость прибегаем, Богородице Дево…”Рулевое колесо в рубке поматывалось туда-сюда, как пьяное, и пароход рыскалносом меж высоченных волн, несясь неведомо куда.

– Что это вы руль бросили, Нахимов?! – кинулсяЛагранж к капитану.

Тот рассек воздух огромным кулачищем.

– Одному не вывернуть! Пароходишко дрянь, набольшой волне курса не держит! Я говорил архимандриту! Эту кастрюлю сделали,чтоб по Неве дамочек катать, а тут Сине-море! Нас на Чертов Камень несет, таммели!

В тот же миг пароход вдруг дернулся и всталкак вкопанный. Оба – и полицмейстер, и капитан – налетели на стенку рубки, чутьне упали. Корабль немножко поерзал и начал медленно поворачиваться вокругсобственной оси.

– Всё, сели! – в отчаянии вскричал капитан. –Если сейчас нос по волне не повернуть, через четверть часа на бок ляжем, итогда всё, пиши пропало! У, козлы смердячие! – Он замахнулся на свою молящуюсякоманду. – Рыло бы им начистить, да нельзя мне, я обет давал ненасильственный!

Феликс Станиславович сосредоточенно наморщиллоб.

– А если начистить, тогда что?

– Всем вместе на трос приналечь – развернулибы. А, что уж теперь!

Капитан всплеснул руками и тоже бухнулся наколени, загнусавил:

– Прими, Господи, душу раба Твоего, на Тя боупование возложиша Творца и Зиждителя и Бога нашего…

– Приналечь? – деловито переспросил полковник.– Это мы быстро.

Он подошел к ближайшему из монахов, наклонилсяк нему и задушевно сказал:

– А ну-ка, вставайте, отче, не то евхаристиюнабок сворочу.

Молящийся не внял предупреждению. Тогда ФеликсСтаниславович рывком поставил его на ноги и в два счета исполнил свое свирепоенамерение. Оставил святого человека в изумлении плеваться красной юшкой и тутже принялся за второго. Минуты не прошло – все палубные матросы были приведеныв полную субординацию.

– За что тут тянуть-то? – спросил Лагранж уостолбеневшего от такой распорядительности капитана.

И ничего, Господь милостив, навалились всеразом, повернули нос корабля, куда следовало. Никто не потоп.

* * *

Перед расставанием, когда пароход уже стоял уново-араратского причала, брат Иона (так звали капитана) долго не выпускал рукуФеликса Станиславовича из своей железной клешни.

– Бросьте вы свою службу, – гудел Иона, глядяв лицо полковнику ясными голубыми глазками, удивительно смотревшимися наширокой и грубой физиономии. – Идите ко мне старпомом. Право, отлично быпоплавали. Тут, на Синем море, интересно бывает, сами видели. И душу бы заодноспасли.

– Разве что в смысле пассажирок, – тронул усыполицмейстер, потому что к трапу как раз вышла Наталья Генриховна –построжевшая лицом и сменившая легкомысленную шляпку на постный черный платок.Носильщик нес за ней целую пирамиду чемоданов, чемоданчиков и коробок,умудряясь удерживать всю эту Хеопсову конструкцию на голове. Остановившись,паломница широко осенила себя крестом и поклонилась в пояс благолепному городу– вернее его освещенной набережной, потому что самого Нового Арарата повечернему времени было не рассмотреть: “Василиск” полдня проторчал на мели,дожидаясь буксира, и прибыл на остров с большим опозданием, уже затемно.

Лагранж галантно поклонился соучастницеромантического приключения, но та, видно, уже изготовившаяся к просветлению иочищению, даже не повернула головы к полковнику, так и прошествовала мимо. Ах,женщины, улыбнулся Феликс Станиславович, отлично понимая и уважая спасительноеустройство дамской психики.

– Ладно, отче, увидимся, когда поплывуобратно. Думаю, денька через два-три, вряд ли позднее. Как полагаете, погода ктому времени нала… – снова повернулся он к капитану, однако не договорил,потому что брат Иона глядел куда-то в сторону и лицо у него разительным образомпеременилось: сделалось одновременно восторженным и каким-то растерянным, будтобравый капитан услышал губительную песню Сирены или увидел бегущую по волнамдеву, что сулит мopякaм забвение горестей и удачу.

Лагранж проследил за взглядом странноумолкшего капитана и, в самом деле, увидел гибкий девичий силуэт, но только нескользящий меж пенных гребней, а неподвижно застывший на пристани, под фонарем.Барышня повелительно поманила Иону пальцем, и тот сомнамбулической походкойнаправился к трапу, даже не оглянувшись на своего несостоявшегося старпома.

Как человек любопытный и по складу характера,и по должности, а также пылкая натура, неравнодушная к женской красоте, ФеликсСтаниславович подхватил свой желтый саквояж патентованной свинячьей кожи ипотихоньку пристроился капитану в хвост или, как говорят моряки, в кильватер.Чутье и опыт подсказали полковнику, что при такой дивной фигурке и увереннойосанке лицо встречающей не может оказаться некрасивым. Как же было неудостовериться?

– Здравствуйте, Лидия Евгеньевна, – робкопробасил Иона, приблизившись к незнакомке.

Та властно протянула руку в высокой серойперчатке – но, как выяснилось, не для поцелуя и не для рукопожатия.

– Привезли?

Капитан извлек что-то, совсем маленькое, из-запазухи своего монашеского одеяния и положил на узкую ладонь, но что именно,полковник подглядеть не успел, потому что в этот самый миг барышня повернула кнему голову и легким движением приподняла вуаль – очевидно, чтоб лучшерассмотреть незнакомца. На это ей хватило двух, самое большее трех секунд, ноэтого кратчайшего отрезка времени хватило и Лагранжу – чтобы остолбенеть.