Место под солнцем - Полина Дашкова Страница 16

После десятого класса она решила поступить на философскийфакультет университета, первые два экзамена сдала на «отлично», на третийопоздала, перепутала день, на четвертый вообще не явилась, так как решилаотправиться на Вологодчину, где при маленьком монастыре жил в скиту столетнийстарец. По каким-то сложным духовным причинам побеседовать с ним сейчас же, сиюминуту, о вечном и высоком было важнее, чем тянуть экзаменационные билеты иписать сочинение про противного глупого Базарова, который резал лягушек.

Иветта Тихоновна переживала в это время глубокую личнуюдраму – уход на пенсию. Для нее это казалось концом жизни, она не моглапредставить себя в роли просто старушки, а не ответственного работниканародного образования. За внучку она была спокойна. Оля, по ее компетентномумнению, развивалась правильно, никогда не болела, школу закончила на пятерки,много читала, молодыми людьми и шмотками не интересовалась. Ну что еще нужно?

В университет Оля поступила только через три года. До этогоона работала в библиотеке, ездила по монастырям, продолжала жить в собственномсложном и странном мире, в котором православие переплеталось с дзен-буддизмом,древний китаец Конфуций мирно спорил с Николаем Бердяевым, колготки были всегдарваными, на свитерах спускались петли, обувь протекала, а сине-лиловые глазасветились таинственным космическим светом.

Безумие бабушки Ивы ворвалось грубой реальностью в этотпутаный, непонятный, но в общем счастливый мир, потребовало от Олиответственных решений, бытовой суеты, собранности, колоссального терпения и,наконец, просто денег.

Оля не нашла ничего лучшего, как обменять двухкомнатнуюквартиру на однакомнатную. Ей объяснили, что старческое слабоумие не лечится,только прогрессирует и самостоятельно она с бабушкой не справится.

Оля решила, что на вырученные от обмена деньги можно нанятькакую-нибудь добрую женщину для ухода за бабушкой и спокойно доучиться вуниверситете. Однако найти такую добрую женщину она не сумела, а деньгикончились очень быстро. Просто взяли – и кончились.

Оля кое-как сумела наладить нищий быт в однокомнатнойквартире, подрабатывала после занятий – то уборщицей, то почтальоном. Заработокполучался копеечный, но на большее Оля рассчитывать не могла. Ее сокурсникиторговали в ночных ларьках, продавали вечерами в метро газеты. Само слово«торговля» вызывало у Оли тошноту. Случалось, что к ней обращались с разными«серьезными» предложениями, но все это при ближайшем рассмотрении тоже сводилоськ торговле, причем не газетами и «Сникерсами», а собой.

Прошел год. Оля успела приспособиться к бабушкиной болезни,створки сложного внутреннего мира опять замкнулись, защищая от грубойреальности. Она осталась все той же «вещью в себе», нищий хлопотный быт отнималу нее время и силы, но душу не задевал. Она смирилась с тем, что бабушка больнаи никогда не поправится. Однако тут нагрянула другая беда, стихийное бедствие,мировая катастрофа: Оля Гуськова влюбилась.

Когда двадцатитрехлетняя студентка философского факультета,«свободный непознаваемый субъект» с томиком Ницше и православным Молитвословомв потертом рюкзачке, в джинсах, которые порваны на коленках не потому, что этомодно, а потому, что все равно, с лицом сказочной принцессы, душой схимницы имозгами революционерки-анархистки, влюбляется впервые в жизни, да еще вженатого, богатого и легкомысленного человека, это действительно катастрофа.

– Ну, говорите, я слушаю, – устало вздохнула Катя, – вам,наверное, нечего теперь сказать. Все кончилось, Глеба нет больше.

Она уже хотела нажать кнопку отбоя на своем радиотелефоне,но услышала тихий мужской голос:

– Прости, это я.

– Паша? – Ее голос заметно дрогнул.

– Я просто хотел спросить, как ты себя чувствуешь?

– Спасибо. Нормально.

– Ты одна сейчас?

– Нет, я не одна, – зачем-то соврала Катя. – Скажи,пожалуйста, что произошло в театре между тобой и Глебом?

– Ничего особенного. Твой муж был недоволен, когда увиделменя в буфете. Он подошел и высказал мне все, что думает по этому поводу. Я нестал ему отвечать, как всегда. Он разозлился еще больше, попытался меняударить. Он был пьян и не соображал, что творит. Я перехватил его руку, вмешалосьнесколько человек. Его успокоили и увели.

– А потом?

– Я ушел. Я боялся: он не остановится на этом, увидит меняеще раз, и тогда уж не избежать громкого скандала. Мне не хотелось, чтобы этослучилось на твоей премьере.

– Значит, во втором акте тебя в театре не было. Где же тыпровел остаток вечера?

– Я просто слонялся по городу. Дошел пешком до Патриарших,посидел на скамейке, потом отправился домой. А цветы подарил какой-то прохожейстарушке. Она очень удивилась и тут же, у меня на глазах, продала букет юнойпарочке, которая целовалась на соседней скамейке. Всего за десятку.

– Дешево, – усмехнулась Катя, – букет наверняка былшикарный. Розы, как всегда?

– Да, семь темно-красных роз. Очень крупных. Знаешь, ониказались в темноте почти черными, бархатными.

– Паша, я ведь просила тебя никогда мне не звонить, – вдругспохватилась Катя.

– Зачем ты обманываешь себя, Катенька? Чего ты боишься?Особенно теперь… – Паша, я ведь просила… Зачем ты позвонил именно сейчас? Чеготы хочешь?

Катя расхаживала по огромной гостиной с телефоном в руках.Собственный голос в тишине пустой квартиры казался ей неприятно громким.

– Не знаю, – честно признался он, – я подумал: ты одна, тебеплохо, и, может быть, нужна моя помощь.

– Нет, мне не нужна твоя помощь. Не звони мне никогда. Тыненавидел Глеба, а его нет больше. И я не желаю говорить с человеком, который…– Она заплакала и, не сказав больше ни слова, нажала кнопку отбоя.

«Сейчас он перезвонит, но я не возьму трубку», – подумалаона, пытаясь успокоиться.

Но он не перезвонил.