Смерть Ахиллеса - Борис Акунин Страница 14

— …А п-предложения мои сводятся кследующему, — подытожил Фандорин свой рапорт. — Немедленно установитьнегласное наблюдение за германским подданным Гансом-Георгом Кнабе и выяснить, скем он связан.

— Евгений Осипович, не лучше ли будетарестовать мерзавца? — насупил крашеные брови генерал-губернатор.

— Арестовать его без улик никакневозможно, — ответил обер-полицеймейстер. — Да и бессмысленно,калач-то тертый. Я бы, ваше сиятельство, лучше взял эту Ванду и как следуеттряхнул. Глядишь, и улики бы нашлись.

Четвертый участник секретного совещания, ПетрПарменович Хуртинский, промолчал.

Заседали уже давно, с самого утра. ЭрастПетрович доложил о событиях вчерашнего вечера и о том, как проследил затаинственным посетителем, который оказался немецким коммерсантом Гансом-ГеоргомКнабе, проживающим в Каретном и представляющим в Москве берлинскую банковскуюконтору «Кербель унд Шмидт». Когда коллежский асессор пересказал зловещийразговор между Кнабе и Вандой, рапорт пришлось временно прервать, потому чтокнязь Долгорукой пришел в сильнейшее волнение и, потрясая кулаками, закричал:

— Ах негодяи, ах мерзавцы! Неужтопогубили витязя земли русской? Неслыханное злодеяние! Мировой скандал! Ну,германцы за это заплатят!

— Полноте, ваше сиятельство, —успокаивающе прошелестел начальник секретного отделения. — Слишкомсомнительная гипотеза. Отравить Белого Генерала? Бред! Не верю, что немцы моглипойти на такой риск. Это же цивилизованная нация, а не какая-нибудь Персия!

— Цивилизованная? — недоброоскалился генерал Караченцев. — Мне вот тут Российское телеграфноеагентство прислало статейки из сегодняшних газет, британской и немецкой. Какизвестно, Михаил Дмитриевич обе эти страны не жаловал, и секрета из своихвоззрений не делал. Однако сравните тон. Вы позволите, ваше высокопревосходительство? —Обер-полицеймейстер нацепил пенсне и достал из папки листок. — Английская«Стандарт» пишет: «Соотечественникам Соболева трудно будет его заменить. Одногоего появления на белом коне впереди боевой линии бывало достаточно, чтобы возбудитьв солдатах энтузиазм, которого едва достигали ветераны Наполеона I. Кончинатакого человека в настоящем критическом периоде есть невознаградимая потеря дляРоссии. Он был врагом Англии, но в этой стране следили за его подвигами едва лис меньшим интересом, чем в его отечестве».

— Что ж, откровенно и благородно, —одобрил князь.

— Именно. А теперь зачту из субботней«Бёрзен курьер». — Караченцев взял другой листок. — M-м… Ну вот хотьбы отсюда: «Русский медведь более не опасен. Пусть панслависты плачут у гробаСоболева. Что касается нас, немцев, то мы честно в том сознаемся, что довольнысмертью рьяного врага. Никакого чувства сожаления мы не испытываем. Умерединственный в России человек, который, действительно, был способен применитьслово к делу…» И далее в том же духе. Какова цивилизованность, а?

Губернатор возмутился:

— Бесстыдство! Конечно, антигерманскиенастроения покойного известны. Все мы помним, что его парижская речь пославянскому вопросу произвела настоящий фурор и чуть не рассорила государя скайзером. «Путь на Константинополь лежит через Берлин и Вену!» Сказано сильно,без дипломатий. Однако пойти на убийство! Неслыханно! Я немедленно сообщу еговеличеству! Мы колбасникам и без Соболева такую микстуру пропишем, что…

— Ваше сиятельство, — мягкоостановил раскипятившегося губернатора Евгений Осипович. — Не дослушать лисначала господина Фандорина?

Далее Эраста Петровича слушали не перебивая,однако его результирующее предложение — ограничиться установлением слежки заКнабе — присутствующих явно разочаровало, о чем свидетельствовали ихвышеприведенные реплики. Обер-полицеймейстеру Фандорин сказал:

— Арест Ванды означал бы скандал. Этим мыопорочим п-память покойного и вряд ли чего-нибудь добьемся. Только спугнемгерра Кнабе. Да и потом, из подслушанного разговора у меня сложилосьвпечатление, что мадемуазель Ванда Соболева не убивала. Ведь никакого ядавскрытие п-профессора Веллинга не обнаружило.

— Вот именно, — значительно произнесПетр Парменович, обращаясь исключительно к князю. — Тривиальнейший параличсердца, ваше сиятельство. Прискорбно, но случается. Даже и в столь цветущемвозрасте, как у покойника. Я думаю, уж не ослышался ли господин коллежскийасессор. Или, чего доброго, не прифантазировал ли? Вот ведь и сам признался,что с немецким не в ладах?

Эраст Петрович посмотрел на говорившего сособенным вниманием и ничего на это не ответил. Зато вскинулся рыжий жандарм:

— Какие там фантазии! Соболев былкрепчайшего здоровья! На медведя с рогатиной ходил, в проруби купался! Что жеполучается, огонь под Плевной и туркестанскую пустыню прошел, а любовных игр невынес? Чушь! Вы бы, господин Хуртинский, лучше городские сплетни собирали, а вшпионажные дела не лезли.

Столь открытая конфронтация Фандорина удивила,однако губернатор, кажется, к подобным сценам давно привык. Он примирительноподнял руки:

— Господа, господа, не ссорьтесь. И такголова кругом. Столько дел с этой кончиной. Телеграммы, соболезнования,депутации, весь Театральный венками позаставили — ни пройти, ни проехать.Высокие особы на похороны едут, их и встретить, и разместить. Вечером военныйминистр и начальник Генерального штаба прибудут. Завтра утром, прямо кпохоронам — великий князь Кирилл Александрович. А нынче мне к герцогуЛихтенбургскому надо. Они с супругой в Москве по случайности оказались.Супруга, графиня Мирабо, — родная сестра покойного. Надобно ехать ссоболезнованием, я уж послал предупредить. Вы, голубчик Эраст Петрович, езжайтесо мной, обскажете мне в карете все еще раз. Вместе и помозгуем, как быть. Авы, Евгений Осипович, уж возьмите на себя труд — последите пока за обоими: и занемцем этим, и за девицей. Хорошо бы отчетец, про который Кнабе говорил,перехватить. Вы вот что. Дайте ему рапорт написать для своего шпионскогоначальства, а там и берите с поличным. А как насчет слежки распорядитесь —снова, сюда, ко мне извольте. Вот вернемся мы с Эрастом Петровичем, и решимокончательно. Тут бы дров не наломать. Дело-то войной пахнет.

Генерал, щелкнув каблуками, вышел, и тут же кгубернаторскому столу подскочил Хуртинский.

— Ваше сиятельство, неотложныебумаги, — сказал он, сгибаясь к самому уху князя.

— Так уж и неотложные? — проворчалтот. — Слышал ведь, Петруша, спешу я, герцог ждет.