Смерть Ахиллеса - Борис Акунин Страница 13

Вроде бы дело можно было считать законченным,но Эрасту Петровичу, человеку любопытному, не давало покоя одно маленькоенаблюдение. Ванда уже несколько раз украдкой посмотрела на часы, и коллежскомуасессору показалось, что в этих мимолетных взглядах ощущается растущеебеспокойство. Между тем стрелка на часах потихоньку приближалась к десяти —через пять минут будет ровно. Уж не ждет ли госпожа Ванда посетителя, и как разв десять? Не этим ли обстоятельством вызвана такая покладистость иоткровенность? Фандорин колебался. С одной стороны, интересно было узнать, когодожидается хозяйка в такой не ранний час. С другой стороны, Эраста Петровича сдетства приучили не навязывать своего общества дамам. Воспитанный человек, темболее уже получив то, за чем пришел, в подобной ситуации откланивается иуходит. Как быть?

Колебания разрешило такое здравое соображение:если дотянуть до десяти и дождаться гостя, то увидеть его, предположим,увидишь, но вот разговора при Эрасте Петровиче, увы, не состоится. А послушать,о чем будет разговор, ужасно хотелось.

Посему Эраст Петрович встал, поблагодарил заоткровенность и распрощался, чем доставил мадемуазель Ванде явное облегчение.Однако, выйдя из дверей флигеля, Фандорин не зашагал через двор, а остановился,как бы отряхивая соринку с плеча и оглянулся на окна — не смотрит ли Вандавслед. Не смотрела. Что естественно — всякая нормальная женщина, от которойтолько что ушел один гость и вот-вот придет другой, бросится не к окну, а кзеркалу.

На всякий случая оглянувшись еще и наосвещенные окна номеров, Эраст Петрович поставил ногу на бордюр стены, потомловко оперся о скос подоконника, подтянулся, и мгновение спустя оказался надокном вандиной спальни-гостиной, полуулегшись на горизонтальный выступ, что венчалверхний окаем окна. Боком молодой человек пристроился на узком карнизе, ногойуперся в бюст одной кариатиды, рукой ухватился за крепкую шею другой. Немногоповорочался и застыл, то есть, согласно науке японских ниндзя, «крадущихся»,превратился в камень, воду, траву. Растворился в ландшафте. В стратегическомсмысле позиция была идеальная: со двора Фандорина было не видно — темно, да итень от балкона обеспечивала дополнительное прикрытие; из комнаты тем более. Асам он видел весь двор и через раскрытое по летнему времени окно мог слышатьразговоры в гостиной. При желании и некоторой гуттаперчивости можно было дажесвеситься и заглянуть в щель между шторами.

Минус был один — неудобство положения.Нормальный человек в такой изогнутой позе, да еще на каменной подставке ширинойв четыре дюйма долго не продержался бы. Однако высшая ступень мастерства вдревнем искусстве «крадущихся» состоит вовсе не в умении убить противникаголыми руками или спрыгнуть с крепостной стены — о, нет. Главное достижение дляниндзя — постичь великую науку неподвижности. Лишь выдающийся мастер можетпростоять в течение шести или восьми часов, не двинув ни единым мускулом.Выдающимся мастером Эраст Петрович так и не стал, ибо обучался благородному истрашному искусству в слишком позднем возрасте, однако в данном случае можнобыло утешаться тем, что вряд ли слияние с ландшафтом продлится долго. Секретлюбого трудного деяния прост: нужно относиться к трудности не как к злу, а какк благу. Ведь главное наслаждение для благородного мужа — преодолениенесовершенств своей натуры. Вот о чем следует размышлять, когда несовершенстваособенно мучительны — например, ужасно впиваются каменным углом в бок.

На второй минуте наслаждения задняя дверь«Англии» распахнулась и появился мужской силуэт — плотный, уверенный, быстрый.Лицо Фандорин увидел только мельком, когда мужчина перед самой дверью вошел впрямоугольник падающего от окна света. Лицо как лицо, без особых примет:овальное, глаза близко посажены, волосы светлые, надбровные дуги чуть выступают,усы подкручены на прусский манер, нос средний, на квадратном подбородке ямочка.Незнакомец вошел к Ванде без стука, что само по себе уже было интересно. ЭрастПетрович напряг слух. Почти сразу же из комнаты донеслись голоса, и тутвыяснилось, что одного слуха недостаточно — пришлось напрячь еще и знаниенемецкого, ибо разговор происходил на языке Шиллера и Гете. В свое времягимназист Фандорин не слишком преуспел в этой науке, так что главный фокус впреодолении несовершенств естественным образом сместился от неудобства позы кинтеллектуальному напряжению. Нет худа без добра — про каменный угол как-тозабылось.

— Вы плохо мне служите, фройляйнТолле, — произнес резкий баритон. — Конечно, хорошо, что вы взялисьза ум и сделали то, что вам было велено. Но зачем было ломаться и попусту менянервировать? Я ведь не машина, а живой человек.

— В самом деле? — насмешливо ответилголос Ванды.

— Представьте себе. Вы все-таки выполнилизадание — превосходно. Но почему я должен узнавать об этом не от вас, а отзнакомого журналиста? Вы нарочно хотите меня злить? Не советую. — Вбаритоне прибавилось металла. — Помните ли вы, что я могу с вами сделать?

Вандин голос откликнулся устало:

— Помню, герр Кнабе, помню.

Тут Эраст Петрович осторожно перегнулся иглянул в комнату, но таинственный герр Кнабе стоял спиной. Он снял котелок, ибыло мало что видно: гладко зачесанные волосы (блондин третьей степени с легкимоттенком рыжины, определил специальным полицейским термином Фандорин) и толстуюкрасную шею (на вид никак не менее шестого размера).

— Ладно-ладно, я вас прощаю. Ну же, недуйтесь.

Посетитель потрепал хозяйку короткопалой рукойпо щеке и поцеловал ниже уха. Лицо Ванды было на свету, и Эраст Петровичувидел, как по тонким чертам пробежала гримаса отвращения.

К сожалению, пришлось прекратить визуальноенаблюдение — еще чуть-чуть, и Фандорин грохнулся бы вниз, что в данной ситуациибыло бы совсем некстати.

— Расскажите мне всё. — Голосмужчины стал вкрадчивым. — Как вы действовали? Вы использовали препарат,который я вам дал? Да или нет?

Молчание.

— Очевидно, нет. Вскрытие не обнаружилоследов яда — это мне известно Кто бы мог подумать, что дело дойдет до вскрытия?Ну же, что все-таки произошло? Или нам повезло, и он вдруг умер сам? Тогда эторука Провидения, вне всякого сомнения. Бог хранит нашу Германию. — Баритонвзволнованно дрогнул. — Да что вы все молчите?

Ванда глухо произнесла:

— Уходите. Я не могу вас сегодня видеть.

— Опять женские штучки. Как я от нихустал! Ладно-ладно, не сверкайте глазами. Свершилось великое дело, и этоглавное. Вы молодчина, фрейляйн Толле, и я ухожу. Но завтра вы мне всерасскажете. Это понадобится мне для отчета.

Звук продолжительного поцелуя. Эраст Петровичпоморщился, вспомнив отвращение на лице Ванды. Дверь хлопнула.

Герр Кнабе, насвистывая, пересек двор и исчез.