Место под солнцем - Полина Дашкова Страница 13

– Даже если ты не сам это сделал, ты мог запросто Глебазаказать. Ну подумай, кому, кроме тебя, это надо было? – спокойно рассуждалЛунек.

– Мало ли кому? Я не заказывал и сам не мочил. Сукой буду… –Сукой будешь, это точно, – усмехнулся Валера, – это я тебе гарантирую. Кто,кроме тебя, работал в казино на Голубя?

Он спросил это быстро, равнодушно, как бы между прочим.

– Если я тебе скажу, меня Голубь из-под земли достанет, –тихо, без всякого акцента произнес Нодар.

Ляля насторожилась. Она почувствовала, что Князь больше неволнуется. Он сосредоточился, сжался, словно стальная пружина. От того, как онсейчас поступит, зависит, останется он в живых или нет. Возможно, в голове унего уже созрел какой-нибудь план. Интересно, какой?

– А если не скажешь, я тебя сейчас кончу. Здесь и сейчас, –пообещал Лунек.

– Пусть она выйдет, – Князь покосился на Лялю. – Она выйдет,я скажу.

– Свари-ка нам, Лялька, кофейку. Я еще не завтракал, –ласково попросил Лунек.

Ляля отправилась на кухню. Ей не понравился взгляд, которымпроводил ее Нодар. Очень не понравился. Даже в желудке стало холодно.

* * *

– Оля! Ты разве не слышишь меня? Я уже второй час кричу. Ячто, в пустыне?

– Нет, бабушка, ты не в пустыне. Что случилось? Всегодвадцать минут назад она покормила бабушку ужином. На кухне был беспорядок, Оляхотела сначала прибрать, но Иветта Тихоновна кричала, что умирает от голода инечего там возиться с посудой. Оле пришлось унести с письменного стола своюпишущую машинку, сдвинуть в сторону книги и тетради с конспектами, покормитьбабушку в комнате. Гречневая каша, две большие котлеты, три бутерброда – хлеб,масло, вареная колбаса – все исчезло за десять минут. Бабушка ела жадно,быстро, неопрятно, крошки падали на письменный стол, масло таяло на подбородке.Оля стояла и смотрела, иногда вытирала ей лицо салфеткой.

– Почему у тебя дрожат руки? – спросила Иветта Тихоновна.

– Ничего не дрожат. Все нормально, – ответила Оля, комкаясалфетку.

– А что у тебя с лицом? У тебя такое лицо, будто ты чем-тонедовольна.

– Я всем довольна. У меня нормальное лицо. Прости устала.

– Устала? А почему ты так поздно вернулась? Где ты была?

– В университете, потом на работе.

– Но ты пришла в половине второго ночи, занятия кончаются вчетыре, работа у тебя с шести до одиннадцати. Где ты была?

– Гуляла, – пробормотала Оля, собирая со своего письменногостола грязную посуду.

– С кем ты гуляла? – Иветта Тихоновна шумно пила чай смолоком, хрустела вафлями.

Оля не заметила, как исчезла целая пачка дешевых вафель,осталась только блестящая обертка со сладкими крошками. А она-то рассчитывала,что хватит хотя бы на два дня.

– Одна. Я гуляла одна.

– Врешь. Скажи, почему ты мне все время врешь? Оля ничего неответила, убрала со стола грязную посуду, протерла прозрачный пластик влажнойтряпкой, водрузила на место свою пишущую машинку, аккуратной стопкой сложилатетради с конспектами.

После ужина она усадила Иветту Тихоновну в ванну с теплойводой, тщательно вымыла, как маленького ребенка. Бабушка при этом стонала,охала, кряхтела, словно мытье для нее было сущим мучением. Оля знала, что этупростую процедуру Иветта Тихоновна может выполнить сама. Сил и ловкости у неедостаточно. Она не упадет в скользкой ванной. Однако вот уже второй год онаиграет в беспомощную, почти парализованную старушку.

– Я упаду и сломаю шейку бедра. Большинство людей моеговозраста умирает от перелома шейки бедра. Разве так сложно помочь мне вымыться?

Сейчас, когда все вечерние процедуры позади и можно наконецпобыть в тишине, не отвечать на вопросы, не выслушивать замечания, бабушкаопять кричит и требует чего-то.

– Если я не нужна единственной внучке, которой отдала всюжизнь, какая разница, что случилось? Что это на тебе за кофточка? Ты купиласебе новую кофточку? На какие деньги? Ты говоришь, не хватает на фруктовый сок,который мне необходим по состоянию здоровья, а я постоянно вижу на тебе новыевещи.

На Оле была старая фланелевая ковбойка, застиранная донеопределенного серо-желтого цвета. Эту ковбойку она носила дома года три.

– Бабушка, уже поздно. Я хочу спать. Пожалуйста, скажи, чтонужно, и отпусти меня.

– Ничего. – Иветта Тихоновна отвернулась к стене. – Мненичего от тебя не нужно.

– Хорошо, – кивнула Оля, – тогда я пошла спать.

– Конечно, ты пошла спать. А мне лучше умереть. Тебе ведьтрудно принести мне стакан воды. Я хочу пить, а моей единственной внучке труднопринести мне стакан воды.

Оля, не сказав ни слова, вышла на кухню, вернулась с водой.

Иветта Тихоновна приподнялась на горе подушек и, взявстакан, стала внимательно рассматривать на свет.

– Что это? – спросила она наконец, и в ее голосе послышалисьистерические нотки.

– Вода.

– Кипяченая?

– Конечно.

– А что ты туда добавила?

– Бабушка, я ничего туда не добавляла. Это чистая кипяченаявода из чайника.

Оля взяла у нее стакан и отхлебнула.

– А чаю тебе трудно было сделать? Сладкого чаю. Или тырешила перевести меня на хлеб и воду, чтобы скорее от меня избавиться?

– Если ты хочешь чаю, я сейчас сделаю.

– Нет, Оля. Я больше ничего не хочу. Иди. Иветта Тихоновнавыразительно поджала тонкие губы и опять отвернулась к стене. Оля поставиластакан на тумбочку у кровати и вышла из комнаты.

В маленькой кухне был чудовищный беспорядок. Облупленнаяраковина доверху наполнена грязной посудой, драный линолеум в черных,несмывающихся разводах, крошечный стол, покрытый пожелтевшим, потрескавшимсяпластиком, завален газетами, тут же – мятый алюминиевый ковшик с жирнымиостатками супа, сковородка со следами пригоревшей яичницы. Такое впечатление,что бабушка весь день, пока нет Оли, ест и Читает газеты. Однако всегдавстречает внучку словами:

– Где ты была? Я чуть не умерла с голоду. С утра – ни крошкиво рту.

Психиатр сказала, что для старческого слабоумия характернанеуемная жадность в еде. Потакать этому нельзя. Бабушку надо постоянносдерживать, одергивать.