Блицфриз - Свен Хассель Страница 53

Легионер поворачивается к Василию и обращается к нему по-китайски.

Василий хватается за живот от смеха, достает из-за пояса кривой нож и с гордостью размахивает им над головой.

— Я так и думал, — смеется Легионер. — Он провел три года среди гуркхов.

— И пять лет в тюрьме, — саркастически замечает Порта. — А сколько лет этому желтому орангутангу?

— Je ne sais pas [95], — отвечает, пожав плечами, Легионер. — Возможно, он и сам не знает. Большинство китайцев после двадцати пяти лет как будто не становится старше. Даже когда им должно быть уже сто, они все равно выглядят двадцатипятилетними. Они растирают кожу растительным лосьоном, питаются почти исключительно сырым мясом и вечно счастливы. Будут улыбаться даже с петлей на шее. Если статуэтка Будды при них, все остальное не имеет значения. Наказание за убийство жены ему непонятно, для него это такая же мелочь, как зарезать козу. Женщина является собственностью. Тем, что принадлежит ему, как мебель или скотина.

— И этому человеку мы должны доверять свои жизни? — шепчет в отчаянии Штеге. — Он продаст нас при первой возможности!

— Ненависть к Советам заставит его быть верным нам, — убежденно продолжает Легионер. — Эта ненависть может подвигнуть его сто раз обойти пешком земной шар, если будет нужно.

— У нас нет выбора, — лаконично говорит Старик и обращается к Василию, который вертит самокрутку из листа с библейским текстом на немецком языке.

— Что предлагаешь? — спрашивает он. — Мы договорились, что решения принимать будешь ты.

— Твоя умный человек. Не такой дурак, как другие немцы, — радостно говорит Василий. — Мы делай большой крюк, иди по красивый старый мост, который очень нравься туристы. На та сторона реки Таганска тюрьма. Там мы увидеть солдаты и офицеры НКВД. Они знай, что все люди бойся эта большой политический клетка. Только идиот хоти топай к ней.

— Насчет идиотов и тюрем он прав, — выкрикивает довольный Малыш.

— Те, кто служи в НКВД, думай так же, — увлеченно говорит Василий, размахивая руками. — Когда странные русские пойди мимо, они подумать, что мы иди охраняй торпедный завод в Кожухово, поэтому не требуй пропуск. Я выглядай, как большой начальник, козыряй, как советский офицер, готовый лижи НКВД зад.

— А когда пройдем мимо тюрьмы, то что? — спрашивает Старик и надвигает на голову меховой капюшон, скрывающий красную звезду на шапке.

— Тогда идти к трансформаторный подстанций, — объясняет Василий, словно описывая экскурсию по Москве. — Пойди по Дубровский проезд. За постом НКВД срезай угол через железнодорожный пути к станций Угрешская. Охранники на посту нас не видеть. Они все время спи. Однажды моя и один карош друг угнали грузовик с ценным грузом. Охранники обнаружить пропажа только три дня спустя. Они спи. Они думай, что ничего не быть, и часто правы. Только не в той случай, когда Василий приводит друзьяки.

— А почему не пойти прямо по Симоновскому валу? — спрашивает раздраженный его ломаным немецким языком Старик. — Угрешская далеко в стороне.

— Василий думай, твоя умный человек, тавариш фельдфебель! Возле реки большой завод, там делай секретный штуки. Прямой путь — запретный путь. И запретно видеть секретный вещи, который там делай.

— А что там делают? — с любопытством спрашивает фельдфебель-бранденбуржец.

— Карош друг из Чита, лейтенант НКВД, сказал моя, что делай на этот секретный завод.

— Что же, черт возьми? — раздраженно спрашивает Штеге.

— Немецкий башка нехорошо знай слишком много, — отмахивается от вопроса Василий. — Я кажи только нацистский ученый. Они карош плати. Когда война конец, я делись с лейтенант НКВД из Чита.

— Не могу ладить с людьми, которые все время улыбаются, — говорит Барселона. — Они фальшивые, как жемчуг с Майорки.

— Мы не пойти вдоль Москва-река, — невозмутимо продолжает Василий. — Много опасный НКВД. Мы идем, они стреляй, как черт. Немецкий солдат нашпигован советский свинец. НКВД пытай пленник на Лубянка так, что будешь рад смерти. Лучше пойти кружной путь вместе с Василий, чем терять волосья вместе с башка.

Отойдя немного от кладбища, мы натыкаемся на патруль НКВД из трех человек. Начальник патруля, очень молодой и энергичный сержант, протягивает руку. Это международный жест полицейских во всем мире — предъявите документы!

Сержант обращается официальным тоном к фельдфебелю-бранденбуржцу, который не понимает ни слова.

Василий отталкивает фельдфебеля в сторону, дружелюбно похлопывает сержанта по плечу и протягивает ему русское удостоверение личности офицера. По улице с рокотом проезжает танковое отделение, еле видимое за летящим снегом.

Сержант напускается на Василия, сердито помахивая удостоверением. Похоже, чего-то недостает. Видимо, где-то забыли поставить печать, несмотря на немецкую скрупулезность. У русских и немцев две общие особенности: обилие документов и печатей.

— …б твою мать! — ругается Василий, постукивая себя по капитанскому погону.

— Пропуск из комендатуры! — требует, выйдя из себя, сержант.

— Будет тебе, братуха, а то мне придется попросить моего командира отправить тебя на Колыму за задержку важной операции, — урезонивает его Василий.

— Пропуск! — упрямо кричит сержант, снова протягивая большую руку в черной кожаной перчатке. Василий с безнадежным видом разводит руками, потом расстегивает полушубок, словно собираясь искать какие-то документы.

— Сам напросился, братуха, — с сожалением говорит он. — Мать будет по тебе плакать!

Сверкает лезвие, и голова сержанта с сигаретой во рту катится по тротуару. Обезглавленное тело пошатывается, из шеи ударяет струя крови.

Легионер с Малышом молниеносно бросаются на двух парализованных солдат. Сверкают боевые ножи. «Калашниковы» со стуком падают на тротуар. Мимо с ревом проезжает колонна Т-34. Смутно видны торчащие из башен головы в кожаных шлемах.

Мы сталкиваем трупы в приямок, они быстро покрываются снегом.

Василий пинком отправляет голову сержанта в окно полуподвальной квартиры, где она до смерти пугает двух спящих кошек. Он хлопает себя по бедрам и хохочет, глядя, как кошки с шипеньем и мяуканьем бегут по снегу.

— Пошли отсюда, — сдавленно говорит потрясенный Старик.

Мы устремляемся в узкие переулки, перелезаем через заборы и внезапно оказываемся посреди толпы людей, задержанных для проверки взводом солдат НКВД с автоматами наготове. Конец улицы заблокирован двумя Т-34.

— Черт! — шипит Василий. — Тупой скот грабить. НКВД лови их и стреляй каждый третий, чтобы москвичи понимай — грабежи опасный дела, однако.

Один из офицеров НКВД властно окликает нас.

Василий браво докладывает, что он дозорный офицер при исполнении служебных обязанностей.