Прощание в Дюнкерке - Владимир Сиренко Страница 30

«Они, наверное, помнят Марну, — подумал о братьях Лиханов. — Их патриотизм другой. Они выполняют долг, и никаких чувств, кроме горечи разлуки с мирной жизнью и близкими…» Эшелон тронулся, постепенно набирая скорость. За окном замелькали названия пригородных платформ, потом они стали попадаться все реже и реже. К вечеру мимо окон вагона проплыла надпись на фронтоне вокзала в готическом стиле: «Реймс». Старый город французских королей.

«Куда мы отсюда? Очевидно, на Мец. Значит, уходить нужно после Меца, на первой же платформе ждать поезда на Тионвиль, там до люксембургской и бельгийской границы рукой подать. Когда это может быть?» — Фернандес посмотрел на часы.

— Куда вы торопитесь, мсье? — с легкой насмешкой спросил один из братьев. — На войну солдаты прибывают вовремя.

— Так, привычка, — бросил ему Фернандес, — но разве вы солдат? Думаю, вас ждут офицерские погоны.

— Я дорожный инженер. Очевидно, буду командовать саперами. Как и мой брат Серж — он специалист по мостостроению, — представительный господин тяжело вздохнул. — Обычно в это время мы с братом раздумываем, где бы поужинать. Мы живем вдвоем, холостяки. Но провизией запаслись. Я смотрю, вы совсем налегке. Разделите нашу трапезу, не откажите!

— Благодарю, — улыбнулся Фернандес, — командование уверило, что на довольствие…

— Командование слишком во многом нас уверяет, — усмехнулся второй брат, — слишком во многом, чтобы ему верить. Неужели вы верите, что мы сможем отстоять чехов, если все газеты разом твердят, что чехи и словаки, вместе взятые, не стоят одного французского солдата? Кто захочет после этого честно воевать? Однако командование нас уверяет, что эта война будет увеселительной прогулкой. Гитлер свернется в клубок, окруженный четырьмя армиями, и больше не высунет носа из Берлина, Мюнхена или где он там сидит. Но все это пропаганда, — он замолк и снял с полки увесистый саквояж, закрыться которому мешало длинное горлышко бутылки. — Юноша… — окликнул соседа по лавке. — За окном вы не увидите уже даже звезд.

Фернандес, Лиханов и Дорн от вина отказались. Они знали, что их ждет ночью — только не сон под перестук вагонных колес.

Поезд подошел к Мецу в три часа ночи.

Когда редкие ночные огни города совсем потерялись из виду, Фернандес поднялся, разминая затекшие ноги, — он притворялся спящим на плече у Лиханова.

— Я всегда курю в это время, привычка, прошу простить, — громким шепотом извинился перед Лихановым, и тот тоже встал, чтобы дать ему дорогу. Дорн полусонно пробормотал:

— Я с удовольствием составлю вам компанию, мсье, — для своих попутчиков они не были знакомы между собой.

— Тогда и я, — вздохнул нехотя Лиханов.

Вышли в тамбур все вместе. Дорн предусмотрительно оставил на лавке пиджак.

— В тамбуре прохладно, мсье, — остановил его Фернандес.

«Да, действительно, — подумал Дорн. — Я рассчитал неверно, оставляя пиджак в надежде, что нас здесь никто не хватится хотя бы до утра. Раз брошен пиджак, его владелец рядом. Фернандесу сейчас эта предосторожность кажется лишней. Дезертиров ищут, когда в руках у капрала оказываются лишние приписные свидетельства», — и накинул пиджак на плечи.

— Ждем первого семафора, — сказал Фернандес, — дверь открывается, я уже проверял!

Потекли минуты — длинные и тяжелые. Лиханов просматривал коридор — лишь бы капралу не пришло в голову посетить клозет или тоже перекурить. Наконец они почувствовали, как снижается скорость, впереди разъезд, он указан на карте, значит, там есть и семафор.

— Чтобы не попасть под колеса, Лиханов, нужно прыгать, как в воду с вышки, но боком, не то сломаете голову. Подождем еще, когда он пойдет помедленнее.

Но поезд вдруг остановился. Фернандес рванул на себя чугунную скобу, дверь распахнулась, свет семафора перекрыли на секунду три тени, еще через минуту вспыхнул зеленый сигнал. Дорн, Лиханов и Фернандес что было сил бежали к лесу. Пузырем раздувалась за спиной Лиханова его незастегнутая парусиновая куртка.