В ад с "Великой Германией" - Ганс Гейнц Рефельд

Прежде чем познакомить читателя с моими записями в дневнике с июля 1943 года и до конца войны, я расскажу о начале своей военной карьеры до того времени, которые описаны мною в первой книге под заголовком: «С элитным соединением „Великая Германия“ в далекой России». Считаю необходимым еще раз коротко изложить события, происходившие на важнейших этапах моего пути к местам сражений.

После окончания среднего учебного заведения в 1940 году я был немедленно направлен как военнообязанный, но по моему желанию в танковую школу. Однако, стремясь стать танкистом, я в то время еще не предвидел, чем мне это грозит, и не представлял даже в малой степени, что ожидает меня на фронте в роли солдата. Мы в это время считали войну лишь возможностью проверить себя на стойкость. Мы учились обходиться с пехотным оружием и скоро уже могли собирать и разбирать винтовку или автомат даже во сне. После первого освидетельствования я немедленно был определен в гранатометчики фаустпатронов.

Некоторое время я пребывал в учебном батальоне «усиленного пехотного полка „Великая Германия“», а затем, после краткого обучения в октябре 1941 года, нас погрузили в вагоны и по железной дороге отправили к фронту. «Наконец-то», — подумали мы тогда. По всему пути нашего следования мы видели следы войны: и в первую очередь деревянные кресты — немецкие солдатские могилы. Воинственное настроение моих товарищей сразу упало.

Во время первого же сражения под Тулой я познакомился со всеми теми ужасами войны, которые испытали наши войска в страшном поражении под Сталинградом. Теперь я, как и при дальнейшем пребывании на фронте, полностью ощутил на себе смысл часто повторяемого правила: «Кто глубже зароется в землю, у того больше шансов выжить!»

Мы имели тем не менее дело не только с непосредственными военными действиями. Постоянные перебои со снабжением не прибавляли нам спокойствия. Выводили из себя даже такие банальные вещи, как бесконечные ожидания почты из дома или проблемы добыть сигаретку. Но ничто тем не менее так не досаждало нам, как страшные морозы русской зимы 1941/42 годов. Особенно тяжело приходилось без зимней одежды. Никто и не подумал о том, что война будет продолжаться до зимы. Мы хорошо усвоили, что в походном лагере надо вовремя разбудить товарища, чтобы он не отморозил себе руки или ноги. Иначе обморожение было бы логичным результатом желания выспаться на привале.

Как радовала нас первая почта, полученная из дома, даже трудно себе представить. «Рехфельд! Тебе письмо!» — этот возглас звучал как музыка в моих ушах.

Я уже несколько раз был на волосок от смерти. Чаще всего судьба оберегала меня. Однако всегда следовало ожидать смерти в самое ближайшее время. «От первого ранения до гибели на войне не так уж далеко». Потери были очень велики, и конца им не было видно. И все же всегда оставалась надежда, и брала верх над опасностью наша ответственность за исполнение своего долга: «Германия должна продолжать жить, даже если нам всем придется умереть».

Шел 1942 год. Зимняя война подходила к концу, и весна все чаще напоминала о себе. И с ней приближался мой первый отпуск на родину. Я провел несколько великолепных весенних дней дома.

Вернувшись на фронт, я узнал, что ожидается наступление русских летом 1942 года от Курска на Воронеж. К этому можно было добавить успешное продвижение Красной Армии на юг к Сталино (Донецк), переправа ее войск через Дон и быстрый марш до лимана Маныч.

Сентябрь 1942 года, Ржев. Упорные оборонительные бои. Воздух наполнен громом орудий. Хорошо еще, что у ивана нет автотранспорта и его войска медленно идут пешком. Я был удачлив и самоуверен — не получил ни одного ранения. А вот мой приятель Готтфрид Фрич, напротив, был ранен и постоянно кричал от боли, ожидая неминуемой смерти. Его ногу оторвало вплоть до бедра. Я дрожащими руками открывал перевязочные пакеты, пытаясь остановить кровь. Готтфрид не надеялся на спасение. «Убейте меня, пристрелите меня!» — кричал он. Я мог только позвать санитара. Больше у меня не было ничего, чтобы могло помочь раненому. Готтфрид умирал у нас на глазах. Нам часто приходилось встречаться с подобными случаями, когда мы почти ничего не могли предпринять, а только обрабатывали раны.

В этот сентябрь в боях под Ржевом я получил свое первое боевое крещение, получив первое ранение осколком гранаты, застрявшим в колене. Тем не менее я оставался в течение некоторого времени в строю на огневой позиции у моего миномета. Однако это относительно легкое ранение быстро осложнилось и перешло в тяжелый бурсит [1]. В результате — отправка в военный варшавский госпиталь, а затем отпуск для лечения с выездом на родину. В дальнейшем я попал в запасную бригаду в Коттбус.

В 1943 году предстояли особенно тяжелые бои. Я снова на Восточном фронте под Харьковом, где мне пришлось воевать! Мы вынуждены были отступить вплоть до Полтавы. В марте началось наше удачное контрнаступление до Томаровки. И мы уже надеялись на мир. Между тем я получил Железный крест 2-го класса. Затем меня отправили на переподготовку в перспективах нашего участия в операции «Цитадель», где я прошел учебный курс на унтер-офицера. Тем не менее после прорыва наших позиций и укреплений сильными русскими соединениями это предприятие провалилось, в том числе и из-за измены маршала Бодольо в Италии. Войска СС сняли с фронта и форсированным маршем направили в Италию. Мы же были вынуждены отойти на исходные позиции.

Тем не менее это не принесло нам никакой передышки. «Великая Германия» — «пожарная команда» [2]— снова отправлялась на фронт, на северо-восток, к Смоленску и Брянску. Таким образом мы оказались в Карачевском лесу, где должны были оказаться перешедшие в контрнаступление под Орлом иваны. Тяжелые оборонительные бои вели к огромным потерям, и мы, «подразделение пожарной команды», были отправлены в Ахтырку. В дороге постоянно ругались с отступающими солдатами из «сменившей боевые позиции дивизии». Мы не доверяли своим ушам, однако приходилось признать, что вермахт провалил операцию «Цитадель» и не мог больше наступать — это был печальный вывод. Потеря в танках и личном составе была огромной. Враг занял прочную оборону, видимо, до тех пор, пока мы не применим новое чудесное оружие. Так сложилась обстановка. Мы не хотели верить в это — мы должны были идти вперед, иначе все было бы потеряно. Безусловной капитуляции, которой требовали союзники, мы не могли принять.

Vae Victis! — Горе побежденным!

Теперь мы шли дальше на Ахтырку. И снова должны будем атаковать!