Кладбищенские истории - Борис Акунин Страница 6

Получил толстенный том, поискал «Салтычиху», нашел.

Статья была такого содержания:

«Салтычиха — настоящее имя Салтыкова Дарья Николаевна [1]. Вдова гвардии ротмистра, богатая помещица Московской,Вологодской и Костромской губерний. В течение 7 лет (1756–1762) замучила досмерти 139 человек, преимущественно светловолосых женщин и девочек. Запарывалаили забивала жертв до смерти, обливала кипятком, жгла утюгом, подпаливалаволосы. Припадки изуверской жестокости стали случаться с С. после того, как еебросил любовник, капитан Николай Тютчев, дед выдающегося поэта Ф.Тютчева. СначалаС. пыталась убить капитана и его молодую жену, а когда супруги спаслисьбегством, стала срывать злобу на своих беззащитных слугах. Крепостные пробовалижаловаться, но С. откупалась от властей взятками. Наконец в 1762 г. двоекрестьян, у которых она убила жен, добрались до самой императрицы, и та велелаЮстиц-коллегии произвести строгое расследование, продолжавшееся 6 лет. Судприговорил злодейку к смертной казни и конфискации всего имущества. Однако С.успела спрятать сундуки с золотом и не выдала местонахождение клада даже подпыткой. Екатерина Вторая сочла, что подобной «монстре» быстрой казни будет малои постановила: «1. Лишить ее [2] дворянского звания и запретитьво всей нашей империи, чтоб она никогда никем не была именована названием родани отца своего, ни мужа. 2. Приказать в Москве вывести ее на площадь иприковать к столбу и прицепить на шею лист с надписью большими словами:«Мучительница и душегубица». 3. Когда выстоит час она на сем поносительномзрелище, то, заключа в железы, отвести в один из женских монастырей,находящийся в Белом или Земляном городе, и там подле которой ни есть церквипосадить в нарочно сделанную подземную тюрьму, в которой по смерть ее содержатьтаким образом, чтобы она ниоткуда в ней света не имела». Кроме того, С. быласочтена недостойной считаться особой «милосердечного» пола, вследствие чегопостановили впредь именовать «сие чудовище мущиною». Была заключена в подземнуютюрьму Иоанно-Предтеченского девичьего монастыря, где сидела в особом подвале,на долгие годы превратившись в одну из московских достопримечательностей.Родила ребенка от караульного солдата, однако снисхождения этим не заслужила.Впрочем, за все тридцать с лишним лет заключения, вплоть до самой смерти, С. непроявляла никакого раскаяния в совершенных злодействах. Похороненародственниками на кладбище московского Донского монастыря».

В процессе чтения Чухчев испытывал разнообразные, но сильныечувства. Мысли же в голове прямо искрили. Сначала-то, пока читал про зверства,подумал просто: «Вот гадина». Но сразу за тем наткнулся на капитана НиколаяТютчева — и давай пальцем губы-зубы тереть. Глаза сами собой заморгали, нанервной почве.

Душно стало капитану, нечем дышать.

Что же это получается, сказал он себе. Она, садистка эта,тут в подвале, под церковью, сидит? А в энциклопедии написано «похоронена накладбище»?

Отпросился с занятий, сгонял на Донское. Нашел по схеменужную могилу, постоял возле камня, прикидывая, нельзя ли как-нибудь организоватьэксгумацию.

Но затея была дурная, это он быстро сообразил. Во-первых,целый геморрой бумажки оформлять. Во-вторых, так можно и на психобследованиезагреметь. А в-третьих, вообще на хрена?

Будем называть вещи своими именами: в могиле лежат кости (ипускай себе лежат), а в подклете было привидение.

Лет этак пятнадцать назад подобная идея Николаю в головунипочем бы не пришла. В детстве он твердо знал, что Бога нет, а теперь с этимкак-то неявственно стало. Даже у начальника Академии в кабинете рядом с президентомПутиным икона висит. Теперь это для службы ничего, даже полезно. Да и половинаментов с крестами на шее ходит. Такая вот нематериалистическая картина мираскладывается. А если есть рай и ад, то почему бы и привидениям не быть?

Не мог Чухчев, как хорошо успевающий по аналитическойкриминалистике, упустить из виду и такой существенный факт: девятого декабря,то есть сегодня, исполнялось ровно двести лет, как эта самая Салтычихаоткинулась, в смысле умерла. Может, их, привидения, раз в сто лет на прогулкувыпускают, по случаю юбилея? Даром что ли она кричала: «Теперь сто лет несвидимся?» Пускай бы и тысячу лет, Николай не возражал.

Хотя это как посмотреть.

Звезда ведь не зря велела ему в нехороший угол заглянуть. Нечтоб попугать или посмеяться. В энциклопедии что написано? Спрятала полоумнаябаба сундуки с золотом, никому не отдала. Потому, может, и нет ее душе покоя —стережет свое добро. Два с лишним века лежит где-то золото, дожидается новогохозяина. Уж не капитана ли Чухчева?

И ведь как удачно всё сходится, одно к одному.

Салтычиха эта любовника своего не забыла, до сих пор по немусохнет, так?

Если кому сокровище и отдаст, то только «Николушке», так?

А Чухчев, между прочим, тоже Николушка, тоже капитан и дажепочти что Тютчев.

Попросить ее как следует — глядишь, и скажет, где клад.Только бы не расколола, а то обидится, запсихует. Женщина она с характером,лучше не нарываться.

Риск, конечно, есть, но, как говорится, кто не рискует, тотне пьет шампанского.

На всякий случай Чухчев принял меры предосторожности, общимчислом три.

Первое — сунул в карман образок. Во внутренний, чтобы сразуне отпугнуть нечистую силу, а понадобится — вытащим.

Второе — прихватил табельное оружие, причем пули покрылсеребряной краской.

Третье — одолжил у Сереги Волосюка треугольную шляпу, какиепри Петре Первом носили. Это Серега в прошлом году с волейбольной сборной МВД вВенецию ездил и купил там — на Новый Год надеть или так, поприкалываться. Еслинацепить треуголку пониже, авось не расколет. Вряд ли у нее, Салтычихи этой,хорошее зрение в таком-то возрасте. Опять же темно.

В общем, хорошо снарядился, так что лез в подклет безстраха. Боялся одного — что привидение не появится. Поэтому уже впол-одиннадцатого, за полтора часа до того, как истечет девятое число, был наместе.

Пощелкал зажигалкой, нашел «Тусу», но луч сделал самыйслабый, рассеянный. Лишнее освещение липовому капитану Тютчеву было ни к чему.

Только зря всё это было — не вышла к Николаю ни оборваннаястаруха, ни мясистая тетка в нарядном платье.

Он уж топтался-топтался у заветного угла. И в кирпич стучал,и даже звал: «Дарьюшка, это я, Коля Тютчев». Пару раз из-за стены будтопослышалось что-то. А может, показалось.

Время, между тем, на месте не стояло. До полуночи оставалосьвсего ничего.

Встав перед стеной, капитан сосредоточенно потер губу,обслюнявил палец о зубы, сплюнул.

И вдруг слышит, точь-в-точь как вчера: «Губы-раз, зубы-два,помогай разрыв-трава…» И дальше еще что-то, но уже не разобрать.