Чертова дюжина. 13 страшных историй - Михаил Парфенов Страница 52

Дождь остался позади. Сквозь серую пелену над головой проглядывало белое солнце, и оно казалось сияющей дырой, ведущей в безрадостный холодный мир. Степан с Угаром крикнули Басурману, чтобы подождал, и остановились переодеться. На вершине дул холодный ветер, но он дул от Басурмана, а не к нему, и можно было переговорить.

– Что с ним, как думаешь? – спросил Степан, стягивая мокрое термобелье и подставляя ветру бледную кожу, вмиг покрывшуюся мурашками.

– Хер его знает, – пожал костлявыми плечами Угар. – Может, колпак потек окончательно.

– Что потек – понятно, нормальные люди по горам ночью не ходят.

– И под дождем голые тоже вряд ли стоят на холодрыге. Надо карабин у него забрать.

– Ага, пойди забери – я посмотрю. – Степан расстегнул рюкзак. – Сука! Носки забыл.

– На, у меня с запасом тут. Ты спроси, может, просто понести ствол? Ну, типа помочь хочешь.

Степан сплюнул под ноги:

– Сам спроси. Я ж еле иду, заподозрит.

Угар кивнул в ответ:

– Пойдем поближе. Сейчас все будет.

Он махнул рукой Басурману, подзывая к себе, и сам пошел навстречу. Степан закинул за спину рюкзак с повязанной поверху курткой и двинулся следом.

– Старый! – крикнул Угар. – Ты не устал все на себе волочь? Дай ствол хоть понесу – передохнешь.

Басурман, так и не сдвинувшийся с места, лишь покачал головой. Его голос, несмотря на ветер, было слышно очень отчетливо:

– Если увидим барана, надо сразу бить. Я впереди, мне и стрелять. Можешь взять консервы у меня из рюкзака.

Угар неразборчиво ругнулся, но не отступил:

– Ну, увидишь да заляжешь. А мы быстро подскочим. Давай, натирает ведь только!

Басурман не ответил. Он лишь снял с плеча карабин, следом скинул рюкзак, открыл клапан и начал выбрасывать на землю к ногам Угара жестяные банки.

– Свое оружие я несу сам.

И их снова нагнал дождь.

На ночь на одной из безликих седловин разбили маленькую палатку, которую тащил Степан. Снова сменили термобелье, закинули мокрое в ноги и улеглись вплотную друг к другу, слушая стук капель по тенту и бесконечный ветер.

Степан долго не мог уснуть. Он был измотан, просто до изнеможения, но сон не шел. В спину даже сквозь каремат и спальник впивались острые камни, а в голове бились мысли, истончившиеся за день, словно галька под волнами прибоя. Что с Басурманом? Почему он не храпит? Почему он почти не говорит? Почему он шел ночью? Как он шел ночью? Что с Басурманом? Почему он не храпит?..

Справа сопел Угар, но по дыханию Степан понимал, что он точно так же не спит и ворочает у себя в голове точно такие же мысли, перекидывает их одну через другую и старается прогнать, чтобы уснуть. И боится засыпать.

Слева не доносилось ни звука. Басурман дышал – его спальник еле заметно поднимался и опускался, но дыхания не было слышно. Степану отчего-то представилось на секунду, что тот лежит с открытыми глазами, смотрит в подрагивающую стену палатки. И скалит зубы. Но Степан этого не видел и не мог видеть – Басурман лежал на боку, спиной к нему.

Степан набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул. Все это херня. Скоро все закончится. Завтра к вечеру, если повезет, они возьмут барана. Край – послезавтра. И все. Останется только вернуться назад, собрать лагерь и вызвать вертушку. И домой. С деньгами. И никакой больше охоты. Никаких гор. Завтра. Или послезавтра.

Слева прожужжала молния – Басурман расстегнул спальник. Зашуршал, выбираясь. Пополз к выходу. Степан скосил глаза вправо и встретился взглядом с Угаром.

Басурман распахнул вход, выскользнул в тамбур. Снова звук расстегивающейся молнии – полез на улицу.

– Поссать пошел, – прошипел Угар.

– Ага.

– Что «ага»? Ствол!

– Что?

– Ствол разряжай!

Степан потянулся к карабину Басурмана и отщелкнул магазин. Дрожащими потными пальцами ссыпал патроны к себе в спальник. Прислушался, но не услышал ничего, кроме дождя и ветра. Примкнул магазин обратно и улегся как ни в чем не бывало.

– В стволе проверил? – шепотом спросил Угар.

– Он не держит патрон в стволе.

– Ты-то откуда знаешь?

– Ну, никогда не держал.

– А сейчас?

– Давай без паранойи.

– Да какая, на хрен, паранойя? Он нас натурально порешить может! Ты не видишь, что ли, что у него фляга засвистела?

– Что-то он долго ссыт.

– Что?

– Долго ссыт, говорю.

– Ну так иди глянь!

– А чего я?

– А кто?

– Ты иди!

– Ну, на хер!

– Сука.

Степану вдруг показалось, будто сквозь шум дождя он услышал шорох снаружи. Буквально в полуметре от своей головы, прямо за тентом. Как будто под чьей-то ступней зашуршали камни. Как будто кто-то присел рядом с палаткой, слушая их разговор.

Где-то вдалеке пророкотал камнепад. Вспыхнула молния. Степан нашарил в темноте и нацепил на лоб фонарик:

– Пойду гляну. Может, заблудился.

Басурмана он увидел, как только выбрался из палатки. Луч света выхватил из темноты бледную фигуру, и Степан не сразу понял, что Басурман абсолютно наг. Он стоял метрах в десяти дальше по хребту, а его одежда лежала разбросанная вокруг и напитывалась дождевой водой, струившейся меж камней. Басурман глядел вдаль, на север, приложив к уху спутниковый телефон. Степан сделал неуверенный шаг к товарищу, поскользнулся на раскисшем мху и замахал руками, пытаясь поймать равновесие.

Басурман обернулся к нему и опустил руку с телефоном. Бледные бескровные губы растянулись в улыбке.

– Ты видишь? – спросил он, перекрикивая дождь и ветер.

– Пошли в палатку! – махнул рукой Степан. – Пойдем – простынешь, идиот!

– Ты видишь? – повторил Басурман и протянул руку вперед, указывая на укутанный мглой хребет.

– Что вижу?

Не надо подходить к нему. Не стоит. Что-то случится. Что-то поганое. Не надо подходить.

Степан двинулся к Басурману, щурясь от капель, летевших в лицо.

– Пошли в палатку, кретин!

Фонарь замигал и потух. На плечи опустилась темнота, рассекаемая струями дождя. Степан сделал еще пару шагов, споткнулся, упал на одно колено, тут же поднялся и обернулся, пытаясь разглядеть в темноте палатку, но тьма обволакивала все вокруг, и Степан едва мог увидеть собственные ладони, поднеся их к лицу. Он заметался и попытался позвать Угара, но из пересохшего от страха горла вышел только нечленораздельный хрип.

Голос Басурмана раздался прямо из-за левого плеча.