Мизери - Стивен Кинг Страница 13

И вот несчастье произошло. Даже стихийное бедствие. Ураган«Энни». [8] Простодушной женщине даже в голову не пришло, что где-то можетсуществовать копия «Быстрых автомобилей», и если бы он послушался, если бы непожалел поганую сотню долларов…

— Да, — возразила она и протянула ему спички. Роман,отпечатанный на белой бумаге «Хаммермилл Бонд», лежал у нее на коленях. Лицо ееоставалось безмятежным.

— Нет, — сказал он, отворачиваясь: щеки его пылали.

— Да. Это мерзость. Она вас до добра не доведет.

— Да пропади оно пропадом, ваше добро! — заорал он; ему былоуже все равно.

Она тихо рассмеялась. Ее темперамент явно решил отдохнуть.Но Пол достаточно хорошо знал Энни Уилкс и понимал, что темперамент можетвернуться в любую минуту и крикнуть с порога: Я не могу оставаться в стороне!Как вы тут без меня?

— Прежде всего, — заговорила Энни, — добро не пропадетпропадом. Зло — да, но не добро. И второе: я знаю, что такое добро. Вы добрый,Пол. Вам только бывает нужна помощь. А теперь возьмите спички.

Он упрямо помотал головой:

— Нет.

— Да.

— Нет!

— Да.

— Нет, черт поберииии!

— Ругайтесь сколько хотите. Мне уже приходилось слышатьбрань.

— Я этого не сделаю. — Он закрыл глаза. Когда он открыл их,то увидел в ее руке картонный квадратик, на котором ярко-синими буквами былонаписано слово НОВРИЛ. Дальше шли слова, напечатанные красными буквами:

ОБРАЗЕЦ. НЕ ПРИМЕНЯТЬ БЕЗ ПРЕДПИСАНИЯ ВРАЧА. Нижерасполагались четыре капсулы, запечатанные пластиковой пленкой. Он попыталсясхватить их. Энни отвела руку подальше.

— Когда сожжете, — сказала она. — Как только сожжете, я дамвам их — пожалуй, все четыре, — и боль отступит. Вы опять почувствуете себяхорошо и сможете взять себя в руки, я поменяю вам постельное белье — вижу, чтовы его намочили, и вам, должно быть, неудобно, — и кроме того, я поменяю вас. Ктому времени вы проголодаетесь, и я покормлю вас супом. И тостик поджарю безмасла. Но я ничего не могу для вас сделать, пока вы не сожгли ее. Мне оченьжаль, Пол.

Его язык уже был готов сказать: Да! Да, согласен! — поэтомуего пришлось прикусить. Пол отодвинулся от нее — от соблазнительных, манящих,до безумия желанных белых капсул в прозрачной упаковке, наклеенной на картонныйквадрат.

— Вы дьяволица, — сказал он.

— Ну да! Да! Так думает любой ребенок, когда мама входит накухню и видит, что он играет флаконом с раствором для мытья раковины. Он,конечно, не говорит так, потому что у него нет вашего образования. Он простоговорит: «Мама, ты плохая!»

Она откинула у него со лба прядь волос. Ее пальцы погладилиего по щеке, по шее и на мгновение сочувственно сжали его плечо.

— Маме неприятно, когда сын говорит, что она плохая, иликричит, когда у него что-то отнимают, вот как вы сейчас. Но она-то знает, чтопоступает правильно и исполняет свой долг. И я исполняю свой долг.

Она постучала по рукописи костяшками пальцев. Сто девяностотысяч слов, пять живых людей, о которых здоровый, не умирающий от боли ПолШелдон так заботился, сто девяносто тысяч слов и пять человек, которые с каждыммгновением казались ему все менее важными для него.

Лекарство. Лекарство. Ему необходимо принять это треклятоелекарство. Его герои — это тени, лекарство реально.

— Пол?

— Нет! — хныкнул он.

Легкий шорох капсул под прозрачной оболочкой — тишина —шорох спичек в коробке.

— Пол?

— Нет!

— Я жду, Пол.

Какого хрена ты разыгрываешь из себя героя, ради кого, черттебя подери, стараешься? Что это, кино или телешоу? Зрителей, которыевосхитились бы твоим мужеством, нет. Можешь исполнить ее желание, можешьсопротивляться. Будешь сопротивляться — умрешь, а она все равно сожжетрукопись. И что? Лежать и страдать ради книги, у которой тираж будет вполовинуменьше, чем у наименее популярного из романов о Мизери; ради книги, которуюПитер Прескотт непременно обгадит — элегантно, это он умеет — в нашемлитературном оракуле под названием «Ньюсуик»? Опомнись, парень! Даже Галилейотрекся, когда увидел, что враг настроен серьезно.

— Пол! Я жду. И могу ждать весь день. Правда, я подозреваю,что к концу дня вы впадете в глубокую кому; по-моему, вы уже сейчас в предкоматозномсостоянии, а у меня много…

У нее такой монотонный, невыразительный голос…

Да! Давай сюда спички! Давай бикфордов шнур! Давай бомбу инапалм! Я согласен уничтожить ее, мадам, если только вы этого хотите!

Голос соглашателя, задача которого — выжить. Но другая частьего сознания, слабеющая, в предкоматозном состоянии, продолжала твердить: Стодевяносто тысяч слов! Пять персонажей! Два года труда! И самая главная мысль:Истина! Там то, что ты ПО-НАСТОЯЩЕМУ знаешь о жизни!

Она встала, и пружины кровати застонали.

— Хорошо. Должна вам сказать, вы — очень упрямый ребенок, ая не могу сидеть возле вас всю ночь, даже если бы мне этого и хотелось. В концеконцов я ехала сюда целый час и отчаянно торопилась. Попозже я загляну к вам —на случай, если вы пере…

— Так сожгите ее! — завопил он. Она обернулась и посмотрелана него.

— Нет, — сказала она, — я не могу сама, хотя и хотела бысделать это и облегчить ваши страдания.

— Почему?

— Потому, — уверенно ответила она, — что вы должны сделатьэто по доброй воле.

Тогда он захохотал, а ее лицо помрачнело в первый раз послевозвращения, и она вышла из комнаты с рукописью под мышкой.

18

Она вернулась через час, и он взял спички. Она положилатитульный лист на жаровню. Он попытался зажечь спичку и не сумел, потому что немог попасть головкой спички по зажигающей поверхности и потому что спичкавыпадала из рук.

Тогда Энни взяла коробок, зажгла спичку и вложила ее в егопальцы, он поднес язычок пламени к утолку листа, бросил спичку в ведро ипринялся завороженно наблюдать, как пламя пробует бумагу на вкус и начинаетжадно ее пожирать.

— Мы же никогда не закончим, — сказал он. — Я не могу…

— Нет, мы все сделаем быстро, — возразила она. — Пол, вамнадо только сжечь несколько страниц — это будет знаком, что вы все понимаете.