Круглосуточный книжный мистера Пенумбры - Робин Слоун Страница 7

– Хочу туда залезть.

Я работаю здесь всего месяц и пока не набрался нахальства нарушать правила, но любопытство Мэта заразительно. Он шагает прямиком в Дальнеполочный фонд и, остановившись между стеллажами, наклоняется к полкам, рассматривая прожилки древесины и фактуру переплетов.

Я сдаюсь:

– Ладно, только держись крепко. И книги не трогай.

– Не трогать? – спрашивает Мэт, встряхивая лесенку. – А если я захочу купить одну из них?

– Эти не продаются – их берут читать. Надо быть членом клуба.

– Раритеты? Первые издания?

Мэт уже далеко от земли. Он шустрый.

– Скорее единственные издания, – отвечаю я. – Вне книжного индекса.

– А о чем они?

– Не знаю, – признаюсь негромко.

– Что?

Повторяя громче, я понимаю, насколько тупо это звучит.

– Я не знаю.

– Ты что, ни разу не заглянул?

Мэт останавливается и смотрит на меня сверху. Недоверчиво. Мне уже тревожно. Я вижу, к чему идет дело.

– Серьезно, ни разу?

Он тянется к полке.

Я думал потрясти лестницу, чтобы показать свое недовольство, но единственным исходом, более неприятным, чем Мэт, заглянувший в книжку, был бы Мэт, который разбился насмерть, упав со стремянки. Наверное. Книжка уже у него в руках: толстый том в черной обложке, с ним Мэту нелегко удержать равновесие. Мэт балансирует на ступеньке, а я скриплю зубами.

– Эй, Мэт, – говорю я, и голос у меня внезапно тонкий и плаксивый. – Может, ты просто постави… – Занятно.

– Тебе не…

– Правда занятно, Дженнон. Ты этого не видел?

Прижав книгу к груди, он делает первый шаг вниз.

– Погоди!

Почему-то кажется, что, если книгу не уносить далеко от ее места, нарушение будет не таким серьезным.

– Я поднимусь.

Я ставлю вторую лестницу рядом и карабкаюсь скачками. Через миг мы с Мэтом на одном уровне, и на высоте тридцати футов шепотом совещаемся.

Правда такова, что мне, конечно, до смерти любопытно. Я злюсь на Мэта, но и благодарен, что он сыграл роль беса, подталкивающего под локоть. Удерживая толстый том перед собой, он показывает мне страницы. Здесь темно, и мне приходится отклоняться в проход между стеллажами, чтобы хоть что-то разглядеть.

Вот за этим Тиндэлл и остальные прибегают посреди ночи?

– Я-то надеялся, это энциклопедия колдовских ритуалов, – говорит Мэт.

На развороте я вижу плотную вязь из букв, полотнище значков практически без единого пробела. Буквы крупные и жирные, отпечатанные на бумаге острохвостым шрифтом. Алфавит знакомый, романский, то есть обычный, а вот слова – нет. То есть, вообще-то, слов там и не видно. Страницы покрыты сплошными рядами букв – беспорядочная мешанина.

– С другой стороны, – продолжает Мэт, – почем мы знаем, что это не энциклопедия колдовских ритуалов…

Я выдергиваю с полки другую книгу, высокую и тонкую, в ярко-зеленой обложке с шоколадным корешком, на котором написано «Крешимир». Внутри то же самое.

– Может, это ребусы для развлечения, – говорит Мэт. – Типа, суперпродвинутый судоку.

Клиенты Пенумбры вообще-то как раз такого типа чудаки, которых видишь в кофейнях ломающими голову над шахматной партией с самим собой или решающими субботний кроссворд, с шариковой ручкой, угрожающе нацеленной в газетную страницу.

А внизу тренькает колокольчик. Ледяной страх пробегает от мозга к кончикам пальцев и обратно. От дверей доносится низкий голос:

– Есть кто-нибудь?

Я шиплю Мэту:

– Поставь на место.

Потом скатываюсь с лестницы. Сопя, выруливаю из-за стеллажей и вижу у дверей Федорова. Из всех клиентов, что я видел, он самый старый – у него белоснежная борода, а кожа на руках тонкая, как бумага. Но, пожалуй, он же и самый проницательный. Вообще, он сильно напоминает Пенумбру. Федоров двигает по столу книгу – он возвращает Клутье, – потом, четко пристукнув двумя пальцами, объявляет:

– Теперь мне нужен Мурао.

Вот и ладно. Я нахожу в базе MVRAO и посылаю Мэта обратно на лестницу. Федоров с любопытством разглядывает его.

– Еще один продавец?

– Приятель, – поясняю я. – Просто помогает.

Федоров кивает. Тут до меня доходит, что Мэт вполне мог бы сойти за молоденького члена клуба. Они с Федоровым оба сегодня в коричневом вельвете.

– Вы здесь уже сколько, тридцать семь дней?

Я не считал, но не сомневаюсь, что цифра точная.

У этих ребят все точно, как в аптеке.

– Верно, мистер Федоров, – бодро отвечаю я.

– И как вам?

– Мне нравится, – говорю я. – Лучше, чем сидеть в офисе.

Федоров кивает и подает карточку. У него 6KZVCY, конечно.

– Я работал в Эйч-Пи, – он произносит «хейч пи», – тридцать лет. Вот это был офис.

И развивает тему:

– Приходилось пользоваться хьюлеттовским калькулятором?

Мэт возвращается с Мурао. Это большой том, толстый и широкий, переплетенный мраморной кожей.

– Ну да, еще бы, – отвечаю я, заворачивая книгу в коричневую бумагу. – Всю старшую школу у меня был графический калькулятор. «Эйч-пи-38».

Федоров сияет, как гордый дедуля.

– Я разрабатывал двадцать восьмой, это был предшественник!

Я улыбаюсь.

– Он, наверное, еще где-то у меня лежит, – добавляю, протягивая ему через стойку Мурао.

Федоров хватает ее двумя руками.

– Благодарю вас, – говорит он. – А вы знаете, что у тридцать восьмого нет обратной польской нотации?

Он со значением похлопывает свою книгу (колдовских ритуалов?).

– …а надо сказать, ОПН – удобная вещь для такой работы.

Пожалуй, Мэт прав: судоку.

– Я запомню, – обещаю я.

– Ладно, спасибо еще раз.

Тренькает колокольчик, и мы смотрим вслед Федорову, неспешно топающему к автобусной остановке.

– Я заглянул в эту книгу, – говорит Мэт. – То же самое.

То, что и до сих пор казалось странным, становится еще страннее.

– Дженнон.

Мэт поворачивается и смотрит мне прямо в лицо.

– Я должен у тебя кое-что спросить.

– Дай угадаю. Почему я ни разу не заглянул… – Ты интересуешься Эшли?

Что ж, этого я не ожидал.

– Чего? Нет.

– Вот и отлично. Потому что я интересуюсь.