Повестка - Джон Гришэм Страница 12

Старым креслом-качалкой с наброшенным на спинку пледом никто– за исключением кота – никогда не пользовался. Опустившись в кресло (онопросто оказалось ближе стула), Рэй надолго замер, глядя на отца, терпеливодожидаясь, пока тот сделает вдох, поднимет голову и требовательно спросит: «Ну,а где же Форрест?»

Однако судья хранил полную неподвижность. Единственным в«Кленовой долине» живым существом был сам Рэй. Попытка трезво оценить ситуациюзакончилась ничем. В доме стояла гнетущая тишина, неподвижный воздух будтозагустел и не шел в легкие. Рэй не сводил глаз с восково-бледных пальцев: когдаже они дрогнут? Когда наполнится воздухом, опадет и вновь начнет вздыматьсягрудь? Минута текла за минутой, но ничего не происходило. Отец лежал накушетке, прямой, как доска, с аккуратно сложенными руками и сведенными вместеногами, будто, решив вздремнуть, уже знал, что сон его окажется вечным. Плотносомкнутые губы сложены в подобие улыбки. Несомненно, морфий избавил судью отмучительных болей.

Когда шок немного отступил, в мозгу один за другим началивозникать вопросы. Как долго он лежит здесь мертвый? Что его доконало: рак илислишком большая доза наркотика? Не все ли равно? Может, старик специальноподгадал к приезду сыновей? Где, черт побери, Форрест? Впрочем, ожидать от негопомощи в любом случае не имело смысла.

Сидя наедине с усопшим, Рэй без особого труда сдерживалслезы и другие, более соответствовавшие моменту, вопросы: почему не приехалпораньше? Почему вообще так редко навещал старика? Почему не звонил ему, неписал и прочее, прочее, прочее…

Вместо того чтобы мучить себя запоздалыми раскаяниями, онопустился на колени у кушетки, положил голову на отцовскую грудь, прошептал: «Ялюблю тебя, пап», а затем прочел краткую молитву. Поднявшись с коленей, Рэй, ксобственному удивлению, обнаружил, что по щекам ползут слезы. Это ему непонравилось. Вот-вот заявится брат, и всякие эмоции станут совершенноизлишними.

На письменном столе он увидел пепельницу с двумя трубками.Одна была пуста, чашечка другой оказалась набитой табаком, который лишь на парумиллиметров подернулся пеплом. Выдолбленная из корня вереска чашечка, казалось,еще не остыла. По крайней мере Рэю очень хотелось в это верить. Значит, судьяраскурил трубку, навел в доме порядок (мальчики не должны видеть этот бардак!),а потом, когда боли сделались невыносимыми, улегся на кушетку, принял морфий ипогрузился в сон.

Возле «Ундервуда» лежал конверт плотной бумаги. На лицевойстороне крупным шрифтом отпечатано: ПОСЛЕДНЯЯ ВОЛЯ И ЗАВЕЩАНИЕ РОЙБЕНА В. ЭТЛИ.Чуть ниже указана вчерашняя дата: 6 мая 2000 года. Забрав с собой конверт, Рэйвышел из комнаты. В кухне отыскал еще одну банку колы, прошагал на крыльцо иуселся на верхней ступеньке ждать Форреста.

Позвонить гробовщикам, чтобы приехали и забрали отца еще доприезда брата? Отчаявшись найти ответ на этот вопрос, Рэй вскрыл конверт ипрочел завещание. Документ уместился всего на одной страничке и не содержал всебе никаких неожиданностей.

«Подожду ровно до шести вечера,– решил он.– Если Форрест кэтому времени не появится, займусь организацией похорон».

По возвращении в кабинет Рэй нашел судью лежащим по-прежнемунеподвижно, но это уже не обескураживало. Рэй положил конверт рядом с пишущеймашинкой, мельком просмотрел пачку сколотых скрепкой листков и внезапно ощутилкакую-то неловкость. «Но ведь отец назначил меня своим душеприказчиком»,–подумал он. Так или иначе возни с бумагами не избежать. Придется составлятьопись имущества, оплачивать всевозможные счета, дожидаться, пока суд утвердитзавещание, и лишь потом можно будет смахнуть со лба пот. Поскольку, по волеусопшего, поместье сыновья его делили меж собой на две равные доли, особыхосложнений процедура не предвещала.

Чтобы чем-то занять себя до прихода брата, Рэй принялсяисследовать кабинет, невольно поеживаясь от пристального взгляда генералаФорреста. Двигаться он старался бесшумно, будто все еще опасался потревожитьотца. Выдвижные ящички бюро оказались набитыми всякой канцелярской мелочью. Написьменном столе лежала груда почтовой корреспонденции.

Позади кушетки от пола до потолка высились полки, плотноуставленные толстыми томами юридической литературы в порыжелых от временипереплетах. Стеллаж был вытесан из древесины ореха и являлся даром безвестногодушегуба, вызволенного из-за решетки дедом судьи еще в конце позапрошлого века.Так, во всяком случае, гласило семейное предание, которое никто в доме, допоявления на свет Форреста, не имел дерзости оспаривать. Полки покоились надлинном основании высотой около трех футов, некоем подобии шкафа с шестьюдверцами. О том, что могло таиться внутри, Рэй никогда и не догадывался:подходы к шкафу надежно блокировала кушетка.

Но сейчас одна из дверец была приоткрыта, за ней виднелисьтемно-зеленые конторские коробки, какие давным-давно производила в Мемфисепочтенная компания «Блейк и сыновья». В штате ее услугами пользовались целыепоколения юристов. Протиснувшись за кушетку, Рэй пригнул голову.

Прямо перед дверцей, не давая ей захлопнуться, стоялакоробка для хранения, по всей видимости, обычных картонных папок. Рэй сдвинулкрышку, но папок внутри не увидел. Вместо них коробку наполняли аккуратныепачки банковских билетов достоинством в сто долларов. Принимая во вниманиеразмеры коробки – восемнадцать дюймов в длину, двенадцать в ширину и не менеепяти в глубину,– пачек должно было быть более сотни. Он чуть приподнял коробкуи поразился ее весу. А ведь в шкафу их стояли десятки!

Следом за первой Рэй вытянул на пол и вторую, также доверхузаполненную стодолларовыми купюрами. Потом третью. В четвертой пачке оказалисьперетянутые полосками желтой бумаги купюры с надписью «$2000». Он быстропересчитал: пятьдесят три желтых ленточки.

Сто шесть тысяч долларов.