Повестка - Джон Гришэм Страница 11

Погода выдалась довольно пасмурной и прохладной. Чтобы убитьвремя, остававшееся до назначенного отцом часа, Рэй медленно колесил вокругцентральной площади, пытаясь отыскать в душе хоть какое-нибудь приятноевоспоминание. Вот парк, где он играл со сверстниками в индейцев, вот зданиебассейна, куда он ходил вплоть до 1969 года, когда власти города предпочлилишить детишек возможности поплескаться в воде, лишь бы не допустить туда детейчернокожих. Там, где Элм-стрит перекрещивалась с Секонд-стрит, высились,соперничая шпилями, три церкви: баптистская, методистская и пресвитерианская.Сейчас они были пусты, но через час-полтора наиболее истово верующие горожанеуже потянутся на вечернюю службу.

Площадь выглядела столь же безжизненной, как и улицы, чтовели к ней. С населением, которое насчитывало всего восемь тысяч жителей,Клэнтон оказался городом достаточно крупным для того, чтобы содержать три иличетыре магазинчика дешевых распродаж – в других маленьких городках такие давноисчезли. Но местные покупатели хранили необъяснимую верность своим торговцам.Ни одна из выходивших на площадь витрин не была заколочена. Закрытые дверилавок чередовались с дверьми банков, юридических контор, ресторанчиков – тоже,по поводу дня священного отдохновения, закрытыми.

У ворот кладбища Рэй вышел из машины и направился кфамильному участку с величественными надгробиями. Кое-кто из его предковувековечивал память об умерших родственниках мраморными монументами. Мелькнуламысль: вот куда ушло семейное богатство, о котором ему приходилось толькослышать. У могилы матери Рэй остановился. Последний раз он бывал здесь годыназад. Могила располагалась на самом краю участка, в стороне от других – всемействе Этли мать считали чужой.

Не пройдет и часа, как он опустится в кабинете судьи на стули будет, отхлебывая дурно заваренный чай, выслушивать детальные отцовскиеинструкции относительно его собственных похорон. Прозвучат многочисленныеприказы, требования и распоряжения. Как всякий великий человек, судья стрепетной серьезностью относится к тому, чтобы оставить о себе память в сердцахгрядущих поколений.

Сев за руль, Рэй направил машину к водонапорной башне:подростком он взбирался на нее дважды, причем во второй раз внизу его ждалаполиция. С гримасой пренебрежения проехал мимо школы, где когда-то учился,– поокончании он дал себе слово, что никогда больше не переступит ее порога. Позадишколы лежало футбольное поле, на котором Форрест забил бесчисленное количествоголов в ворота соперников и едва не стал местной знаменитостью – помешалоотчисление из команды.

Воскресенье, седьмое мая, без двадцати пять. Пора насемейный совет.

В «Кленовой долине» отсутствовали малейшие признаки жизни.Судя по высоте травы, лужайку перед фасадом особняка стригли несколько днейназад. Возле черного входа стоял старый «линкольн». Если бы не эти двасвидетельства присутствия человека, можно было бы подумать, что в доме ужедолгие годы никто не живет.

Портик фасада опирался на четыре массивные колонны. Рэйвспомнил, что когда-то они были ослепительно белыми. Теперь колонны стализелеными: их густо обвивали плети винограда и декоративного плюща. С портика накрышу тянулись цепкие стебли глицинии. Цветочные клумбы заросли чертополохом, изтрещин на бетонной дорожке лезла крапива.

Душу волной окатили воспоминания. При виде когда-топрекрасного, но давно уже запущенного здания Рэй печально покачал головой.Сердце царапнуло чувство вины. Не стойло, не стоило бросать отца. Он должен былостаться здесь, основать вместе с судьей фирму «Этли и Этли», взять в женыскромную местную девушку и нарожать кучу детей, которые беззаботно бегали бы по«Кленовой долине», радуя старика.

Рэй громко хлопнул дверцей машины, надеясь привлечь к себевнимание хозяина дома, однако резкий звук утонул в тишине. Стоявший пососедству особняк, такой же древний, как и дом отца, занимали две сестры,старые девы, уже девятое десятилетие упрямо цеплявшиеся за жизнь. Построен онтоже был задолго до войны, но ни лоз винограда, ни чертополоха у соседей ненаблюдалось. Вместо сорной травы на их участке росли пять самых высоких ираскидистых в Клэнтоне дубов.

Мраморные ступени парадного крыльца оказались достаточночистыми – похоже, их недавно подмели. Возле неплотно притворенной двери стояламетла. Судья никогда не запирал дом, а поскольку кондиционеры вызывали у негоживейшее отвращение, двери и окна особняка день и ночь оставались открытыми.

Рэй сделал глубокий вдох, толкнул створку, и та с грохотомударилась о стену. Он шагнул внутрь, замер на мгновение, принюхиваясь, готовыйощутить привычную вонь. В течение многих лет судья держал в доме наглого, сдурными привычками кота, оставлявшего свои метки на чем попало. Но вреднаятварь, по-видимому, куда-то исчезла,– царивший в прихожей запах вовсе неказался отвратительным. В теплом, пронизанном мельчайшими частичками пыливоздухе плавал застоявшийся аромат крепкого трубочного табака.

– Есть кто-нибудь дома?– громко спросил Рэй.

Вопрос остался без ответа.

Прихожую, как, собственно говоря, и весь дом, заполняликартонные коробки со старыми судебными делами, которыми отец дорожил превышевсего. Оказались они здесь после того, как Ройбена В. Этли отлучили от егопредседательского кресла. Рэй повернул голову направо, к столовой. Обстановказа сорок лет ничуть не изменилась. Два шага по заставленному теми же коробкамикоридору, и он очутился на пороге отцовского кабинета.

Вытянувшись на кушетке, судья спал.

Стараясь не шуметь, Рэй направился в кухню. К его удивлению,в раковине не обнаружилось горы грязной посуды, да и полки с домашней утварьюбыли относительно чистыми. Обычно кухня напоминала преисподнюю, но только несегодня. Он достал из холодильника банку диетической колы, сел за стол, пытаясьрешить, стоит ли ему разбудить отца прямо сейчас или же положиться наестественный ход событий. Старик неважно себя чувствует, ему необходим отдых.Маленькими глотками Рэй пил колу и посматривал на висевшие над очагом часы: допяти вечера оставались минуты.

Ровно в пять он понял, что ждать больше не в состоянии. Чегоради было пускаться в такой путь? К делу, к делу! Рэй прошел в кабинет.Лежавший на кушетке судья не изменил позы. Рэй в нерешительности остановился.Боясь потревожить спящего, он ощущал себя вторгшимся в чужие владения.

Одет отец был в черные брюки и туго накрахмаленную белуюсорочку. Облачение это Рэй помнил с детских лет. Синие подтяжки, никакого галстука,черные запонки и черные носки. С годами судья изрядно похудел, и старая одеждастала для него слишком свободной. Изможденное бледное лицо, редкие, зачесанныеназад волосы. Руки скрещены на груди, почти такие же белые, как сорочка. Чутьниже рук, на брючном ремне справа от бляхи висел небольшой пластиковый кошелек.