И возвращу тебя.. - Алекс Тарн Страница 44

Продолжая интенсивно работать руками и ногами, Колька перевернулся на спину. Зря. Небо было по-прежнему пусто. «Если уж сейчас не вернулась, значит, никогда не вернется…» — подумал он и сам удивился нелепости этого своего умозаключения. Как будто Гелькино небесное существование имело какой-то смысл для кого-нибудь, кроме него. Как будто ее мог увидеть еще кто-то… Глупости. Все это сейчас исчезнет. Все. И Гелька, и небо, и море, и надолбы, и гостиница на берегу, и Кацо рядом с гостиницей… Руки понемногу уставали. Еще немного. Колька не чувствовал страха. Теперь он знал разгадку, и если ценой этого знания была смерть, то так тому и быть, не жалко.

Он посмотрел на Луну, когда-то притворявшуюся Гелиным ребенком. Без Гельки она выглядела как-то сиротливо, неуместно. «Ты сейчас тоже исчезнешь,» — сказал ей Колька. Луна скривилась и что-то прокричала в ответ. «Кричи, не кричи — не поможет…» — злорадно сказал Колька, удивляясь про себя предсмертной разговорчивости обычно немого светила. Видимо, у него начинались глюки.

— Ля… Ряй! — прокричала Луна.

Дура. Колька посмотрел на мол, чтобы оценить, сколько ему еще осталось, и увидел Кацо. Тот прыгал, размахивал руками и что-то кричал. Он, а никакая не Луна… придет же в голову такая чушь. Колька приподнял голову, чтобы лучше слышать. Кацо тоже исчезнет.

— Коля! Ныряй! Ныряй! — вопил Кацо, перекрикивая море и делая волнообразное движение руками.

Нырять? Зачем? Разговаривать с галюцинациями было смешно, но еще смешнее было бы подчиняться их дурацким рекомендациям.

— Ныряй! Сволочь! Ныряй!

«Еще и обзывается, — подумал Колька. — Понятное дело: не хочет исчезать, хитрец…»

Он перевернулся бочонком и нырнул. Внизу было тихо, темно и полно светящихся бахромистых зонтиков медуз. Колька сделал сильный гребок и вдруг ощутил быстрый низовой поток, идущий в противоход верхнему. Вот оно что! У ловушки имелась задняя дверь! Еще не веря своему везению, Колька продвинулся по течению настолько далеко, насколько хватало воздуха. Вынырнув, он завертел головой, пытаясь определить свое новое местоположение… спасен! Он находился уже метрах в пятидесяти от мола. Верхнее течение еще сделало попытку вернуть его в мышеловку, но поздно: Колька уже знал секрет. Чудесное спасение прибавило ему сил. Чередуя ныряние и греблю поверху, он обогнул мол и поплыл к берегу. Злобное море разочарованно гудело под Колькиными руками. За долгие века оно научилось не расстраиваться от мелких неудач. Добыча всегда найдется… не здесь, не сейчас, так где-нибудь или когда-нибудь еще.

Когда Колька, шатаясь, вышел на берег около мола, Кацо уже ждал его там с одеждой.

— Набить бы тебе морду… — сказал он мечтательно. — Да ведь не поможет.

— Нет, не поможет, — подтвердил Колька, стуча зубами. Ему вдруг стало по-настоящему холодно — впервые за прошедшие недели.

Глава 8

Услышав интонацию, с которой Берл произнес свое «здрасте», Мудрец досадливо крякнул.

— Надеюсь, вы не станете просить меня еще раз продлить ваш так называемый отпуск? — голос старика в телефонной трубке звучал сварливее обычного. — Я и так уже дважды шел вам навстречу.

— В последний раз, Хаим, — виновато сказал Берл. — Непредвиденные обстоятельства. Еще четыре дня, максимум — неделя… и я ваш навеки.

— Вы поражаете меня своей безответственностью. Зачем вам еще одна неделя?

— Молодости свойственна безответственность, — осторожно возразил Берл. — Это оборотная сторона некоторых потребностей.

— Что за чушь? — выпалил старик. — Каких еще потребностей?

— Гм… — Берл искусно изобразил смущение. — Бьюсь об заклад, что вы в последний раз вспоминали о чем-то подобном лет тридцать назад. Так что неудивительно, что нам трудно понять друг друга. Женщина, дорогой Хаим, женщина… если б вы знали…

— Прекратите мне врать, — перебил его Мудрец. — Я прекрасно осведомлен о ваших ковбойских приключениях. Женщина тут ни при чем. Кто он вам, этот русский?

— Гм… — повторил Берл, вынужденно меняя наигранное смущение на натуральное. — Так вы за мной еще и следите? Нехорошо…

— Вы наглец, молодой человек! Хорошо или не хорошо я как-нибудь решу и без вас! — старик явно разозлился не на шутку. — Отвечайте на мой вопрос.

— О'кей, о'кей… — примирительно сказал Берл. Ссора с начальником не входила в его планы, тем более сейчас, когда он собирался просить не только о дополнительной неделе, но еще и об услуге. — Это мой давний приятель… ну, не совсем давний — с боснийской заварушки. Помог мне тогда, а через год, в Дюссельдорфе, я и вовсе задолжал ему собственную шею. Если бы не он, Хаим, вам пришлось бы выписать мне отпуск на долгие-долгие годы, вплоть до прихода машиаха. Мы почти закончили, осталось совсем немного, и…

Берл оборвал фразу на середине и замолчал, прикидывая, с какого боку будет удобнее подступиться к просьбе.

— …и что? — нетерпеливо продолжил Мудрец. — Говорите уже, что вам надо. Я ж вас насквозь вижу со всеми этими вашими штучками.

— Только ради экономии времени, Хаим, — заторопился Берл. — Моего и вашего. Раньше кончим — раньше выйдем. Мне нужно встретиться со следователем, который вел дело об убийстве профессора Брука в ноябре 91-го. Фамилия его Литцман. Алекс Литцман из хайфской полиции. Срочно, лучше сегодня. Будьте ласковы, замолвите словечко…

Старик раздраженно закряхтел.

— Ладно, черт с вами, — сказал он наконец. — Но запомните, Берл, это — последний раз. Больше никаких продлений. Дел невпроворот, весь отдел на ушах стоит, в стране балаган, людей из домов гонят, а вы, как ребенок, в куличики играете. Ноябрь 91-го… тоже мне, археолог нашелся… Перезвоните через полчаса. Все!

Берл повесил трубку таксофона и посмотрел на Кольку, вгрызавшегося за дальним столиком в полюбившийся ему фалафель. Забегаловка, в которой они находились, притулилась сбоку от автозаправочной станции на приморском шоссе недалеко от Нетании. Снаружи, за стеклянной дверью, в мареве оранжевого августовского зноя, раздраженно гудя, проносились заклеенные стикерами автомобили, угрожающе крутили мигалками полицейские джипы. А ведь и в самом деле, в стране балаган, а ты в куличики играешь. Может, хватит? Пора возвращаться, парень… Он посмотрел на часы: до звонка Мудрецу оставалось еще двадцать семь минут.

— Хрен с ними, пусть войдут! Принес же черт на мою голову…

Старший инспектор Алекс Литцман отжал кнопку селектора, раздраженно посадил в пепельницу догоревшую до фильтра сигарету и немедленно закурил новую. Суки. Делайте, что хотите. Рвите меня на части, режьте меня ломтями, жрите меня с маслом. Времени все равно нет и не будет… Он сгреб со стола раскрытое дело, завязал тесемки, подержал на ладони, прикидывая, куда бы его пристроить. Пизанские башни папок на столе, на полу и на полках, завидев хищные сомнения хозяина, съежились и накренились еще круче в безнадежной попытке стать незаметными или, на худой конец, самоликвидироваться посредством падения.