Лица - Джоанна Кингсли Страница 41

— Да. Как и у нас с Дмитрием. По крайней мере я так считала. Привыкла, что в доме у меня есть друг — девочка по имени Вера. Как-то она пришла ко мне на день рождения, и я не могла переносить то, как Дмитрий на нее глядел, — Жени рассмеялась над собой. — На следующий день я нашла себе другую лучшую подругу.

— А что произошло между Дмитрием и Верой?

— Откуда я знаю. Она, в самом деле, была потрясающей девчонкой — забавной и способной. Я тогда совсем с ума сошла.

— Ты была еще ребенком. И я по отношению к Пелу испытывала подобные чувства — по-настоящему ревновала, если он обращал внимание на моих подруг. Считала, что они приходят ко мне, а не к нему. Злилась, если думала, что он нравится кому-нибудь из них больше, чем я. Или еще хуже, если она ему нравилась больше, чем я.

— Твой собственный брат? Ненормальная!

— Точно. Я была сдвинутым ребенком.

Они улыбнулись друг другу — лучшие подруги, сестры. Но Жени поняла, что не может рассказать Лекс о своих отношениях с Пелом. Ни к чему, да и не о чем, думала она. Разница в возрасте, о которой говорила Лекс, означала, что бы ни произошло у них с Пелом, это может случиться лишь в будущем. Она начинала учиться в колледже, Пел стоял у истоков карьеры. Они оба были очень заняты, жили в разных штатах — каждый по своему расписанию. Несколько последующих лет они смогут быть только друзьями. Хотя и в отношениях между друзьями разве не может быть романтического налета?

Лекс улыбалась ей в ответ, но Жени понимала, что в их дружбе образовалась маленькая трещинка.

В корпусе Жени американка болтала о своем колледже:

— Все одно и то же. Как на нашем старом школьном пепелище — никакой разницы. Но все же, какое облегчение оказаться снова в школе. Намного лучше, чем с марсианами и предками, — она ничком растянулась на Жениной кровати, подогнув ноги и свесив по сторонам руки.

— Ты уже знаешь, какой выберешь главный предмет? — Женина комната ничем не отличалась от ее каморки в школе, за исключением развешанных по стенам анатомических рисунков Леонардо да Винчи.

Лекс бросила на них взгляд:

— Не-а. В особенности меня ничего не интересует. Просто не могу представить себя через десять лет. Представить, что я что-нибудь делаю или просто существую.

Жени ясно сознавала, что через десять лет она будет врачом — уже практикующим, но, быть может, все еще учащимся. Она слышала, что после медицинского отделения требуется особая специализация, особенно в пластической хирургии. Хотя она, наверное, и не на столько уж отличалась от других областей медицины.

— Ты счастливая, — проговорила Лекс. — Знаешь, что собираешься делать. У тебя есть цель. А у меня всего лишь навсего — иногда какие-то порывы. Где-то сосет, куда-то тянет. Вот так-то.

Жени улыбнулась ее самоуничижительному юмору — такому характерному и такому милому.

— Подчас мне хочется творить чудеса, — продолжала американка. — Обращать слепцов в глухих…

— Ну а серьезно, — перебила Жени.

— Серьезно? Сделать что-нибудь полезное для другого. Наверное, так. Но шансы мои невелики. Что я могу предложить?

— Да все!

— Ну конечно, — Лекс хрипло рассмеялась. — Ты только взгляни на меня.

Жени подняла на нее глаза, зная, что Лекс ждет от нее этого, и почувствовала, как крепнет ее любовь к подруге, превращаясь почти в боль.

Когда подъехала машина и шофер явился за Лекс, та спрыгнула с кровати, на бегу наскоро обняла Жени и понеслась вниз по лестнице к подъезду, прежде чем подруга успела последовать за ней. Ни одна из девушек не любила прощаний.

В последующие два года они несколько раз навещали друг друга в колледжах и иногда на несколько часов, от силы на день, встречались во время каникул в Нью-Йорке. Когда Лекс училась на первом курсе, Вандергриффы ездили на Рождество в Японию. На следующий год они провели каникулы в Монако — гостили у принца Ранье и принцессы Грейс.

Оба раза Жени оставалась в Нью-Йорке, получая от опекуна роскошные подарки, заставляющие ее почувствовать себя еще более одинокой. По детству она не помнила Рождества, и воспоминания о нем остались лишь от дома Круккаласов и каникул у Вандергриффов. Тогда подарки говорили о том, как ее любят. Дары Бернарда свидетельствовали лишь о цене.

Но может быть, все было и к лучшему. К Бернарду она относилась настороженно и стремилась держаться от него подальше.

Он был человеком, о котором знали сильные мира сего, о котором писали в газетах. Его имя было на слуху у миллионов, а его внутренняя сущность была неизмерима. Он интересовал Жени, но она страшилась, что эта сущность когда-нибудь проявится. И горела желанием как можно раньше встать на ноги.

Летом она работала в колледже — в канцелярии по иностранным студентам. Бернард не возражал. Он уважал труд. И хотя догадывался, что заработки были мизерными, понимал, что Жени оказалась человеком инициативным.

Она бы хотела закончить колледж за три года вместо четырех, но это было в самом деле невозможно. Стала бы заниматься летом одновременно с работой, но каталог предлагал лишь два курса из ее предметов, и то в неудобное время.

Придется провести в Гарварде все четыре года и все это время оставаться зависимой от Бернарда, хотя заработок приносил ощущение свободы.

Первый курс оказался не таким уж сложным, как предсказывал новичкам декан. Жени обнаружила, что работать приходилось не больше, чем в Аш-Виллмотте, просто там было меньше предметов. А проблемы «приспособляемости» — если таковые и существовали — стали такой неотъемлемой частью ее жизни, что она их едва ли и замечала. Ей удалось заработать самый высокий средний балл среди первокурсников, а потом и среди второкурсников.

Четыре раза в неделю она ходила плавать в олимпийский бассейн, часто занималась в гимнастическом зале, поднимая вес, обретая силу, которая ей понадобится как хирургу.

Жени держалась обособленно, но хотя и была сдержанна, не выглядела неприветливой — участвовала в любом начинании в общежитии, помогала сокурсникам с работой, когда бы они ее об этом не попросили. Некоторые из девушек Редклиффа, которых называли просто «клиффочками» ей не доверяли, но не из политических соображений, а больше из-за ее внешности.

Но с этим Жени ничего не могла поделать. Прохожие на улице останавливались и заглядывались на нее. В колледже преподаватели удивлялись, что именно она заработала лучшую оценку за сочинение или высший балл на зачете.

Жени смирилась с тем, какое впечатление ее внешность производила на людей, не удивлялась и не обижалась, если какой-нибудь мужчина подходил к ней и спрашивал: «А мы случайно не знакомы?» Мгновение, чтобы увериться, она изучала его, а потом отвечала: «Может быть. Но я вас что-то не припоминаю».

Когда она выходила куда-нибудь со знакомыми мужчинами, они, казалось, робели от нее, главным образом от ее наружности. Она всецело завладевала ими, и они не могли уже толково о чем-нибудь говорить. Или, наоборот, впадали в другую крайность — начинали вести себя подчеркнуто фривольно, будто со своими приятелями.