Лица - Джоанна Кингсли Страница 42

Другим камнем преткновения были: ее ум и образование. Она не подпадала ни под одну категорию Великого Разделения, согласно которому мужчины в Гарварде видели в девушках либо «возможных будущих жен», либо работниц.

Несколько раз, выходя, Жени целовалась с ребятами — в кино, в машине. Ощущение поцелуя возбуждало ее: не любовь, даже не влюбленность; а именно чувство полета. Немного походило на спорт, но там были чисто физические, а не сексуальные ощущения. В бассейне, на лыжах — знание тела, как хорошо отработанной машины. Во время поцелуя Жени познавала себя как женщину, и была потрясена тем, что мужчины были способны в ней пробудить.

Но не было ни одного, с кем бы она встречалась более двух раз — никто ее настолько не интересовал. Два года Жени переписывалась с Пелом, который заканчивал в Принстоне отделение международных отношений. За все это время они встречались лишь несколько раз, но письма углубили их дружбу и утоляли разыгравшееся воображение. Никто в Кембридже не интересовал ее так, как Пел.

Она ждала его писем, как маленьких подарков, сначала быстро пробегала их глазами, пропуская анекдоты, описания и общие рассуждения и быстро переходя к немногим фразам, в которых содержалось его отношение к ней. На следующий год, писал Пел, он переедет в Вашингтон — а что она думает об этом городе? Может ли себе представить, что живет в столице?

Жени улыбалась и писала в ответ: «Должно быть, это потрясающий город — жить в нем будто в оке циклона». Она понимала, что флиртует с ним, наверное, даже мучает его, и убеждала себя, что на самом деле он не так уж серьезен. Но иногда, прежде чем рассмеяться собственной глупости, выводила на обратной стороне конверта «как мило».

Пел тоже бредил девушкой, предстающей в письмах. Ее достоинства в его воображении росли с каждым днем, красота становилась несравненной. Юноша понял, что теряет рассудок. В середине лета 1962 года, перед предпоследним курсом Жени, он неожиданно приехал в Бостон.

Летом Жени жила в общежитии для иностранных студентов. В шесть вечера ее позвали вниз. Она спустилась и увидела его — спиной к ней, у готовой закрыться двери.

— Пел! — закричала она.

Он обернулся и расплылся в улыбке: такой большой, неуклюжий, милый.

— Жени!

Она подошла. Пел обнял ее своими длинными руками и так крепко прижал к себе, что весь воздух вылетел у девушки из легких. Жени закрыла глаза, успокоившись в убежище его рук. Она позабыла легкий запах, исходивший от его кожи и напоминающий аромат сосновых иголок в чистом горном воздухе.

— Как хорошо прикоснуться к тебе, — пробормотала Жени.

— Ты так красива, — прошептал он в ответ, освобождая девушку.

Он произнес это таким мрачным тоном, что она расхохоталась и, подобрав юбку, закружилась перед ним.

— Давненько мы не виделись, Жени.

— Да, — она остановилась, и внезапная мысль пришла ей в голову: «А насколько она изменилась? Не кажется ли теперь она ему другой?» Ей он казался все тем же и вместе с тем другим — знакомым и чужим. Частые письма и время от времени телефонные звонки приучали Жени все прошлые годы думать о нем. Возвращаясь со свидания, она сравнивала Пела с мужчиной, с которым провела вечер. Какой бы черты не был лишен ее спутник, она награждала ею Пела. И вот теперь он был рядом — во весь свой рост в шесть футов и четыре дюйма — и Жени поняла, что в прошлом отчасти придумывала его.

Во плоти его большие руки болтались из рукавов, он был не так уж красив, и тем не менее Жени ощущала, что он ей близок.

— Ну как Лекс?

— До смерти хочет встретиться с тобой. Я даже не решился ей сказать, что еду в Кембридж.

— Правильно, — кивнула головой она.

Зеленовато-коричневые глаза Пела моргнули, и Жени заметила, какие редкие у него ресницы — прямо как у отца.

— Пойдем в город? Пообедаем в «Ритц-Карлтоне». Я там остановился.

— С удовольствием, — Жени почти совсем не выходила из Кембриджа, и Бостон для нее был как другой город. А «Ритц-Карлтон» слыл самой фешенебельной достопримечательностью. Она часто проходила мимо, но никогда не была внутри — бостонский знаменитый отель, выходящий на Бостон-Гарденз. Оказаться там — словно праздник. — Подожди минуту. Я только переоденусь.

— Ты и так превосходно выглядишь, — возразил он.

— Ну, пожалуйста! — ради такого случая Жени хотелось нарядиться. С тех пор как она приехала в Кембридж, у нее не было такой возможности. И теперь, взбегая по лестнице, она поняла, как монотонно текла здесь ее жизнь — занятия и работа.

Сидя в фешенебельном, белоснежном открытом зале, Жени осознала, как ей не хватает загара. Она и Пел оказались самыми бледными в ресторане людьми — их невыразительный вид представал здесь упреком: словно нищета незвано ворвалась в атмосферу «Ритца». Другие обедавшие отливали бронзой, позолоченной и отполированной светом свечей.

— Тебе повезло, что ты здесь учишься, — проговорил Пел.

— Да, — ответила она. — От лучшей медицинской школы меня отделяет всего несколько миль и два года занятий.

— Забавная ты, Жени. Выглядишь, как всегда, и так стремишься стать врачом. Уверен, что ты своего добьешься.

— Спасибо. Я тоже так думаю. Наверное, я решила стать доктором, хирургом много лет назад, еще когда была совсем ребенком. Но осознала я это, только когда оказалась в Кейп Коде. Мне помогла маленькая девочка, — на самом деле решение вызрело в Жени благодаря отцу, Синди лишь помогла понять его.

— На нынешнем этапе развития истории в Гарварде должно быть потрясающе, — Пел повторил то, о чем говорил в письмах.

— По мне, никакой разницы, — пошутила Жени. — Мне кажется, здесь всегда так было.

— Но жить здесь, когда администрацию возглавляет Кеннеди — просто блеск!

Жени кивнула:

— Многие так думают. По-прежнему переживают кампанию Кеннеди-Джонсона двухлетней давности. Но я в стороне от этого, Пел, — по выражению его лица она поняла, что разочаровала его. — У меня ведь даже нет вашего гражданства.

— Что ты хочешь сказать? Как это нет?

Подошел официант. Жени помедлила, пока он не поставил перед ней отбивные и тушеный эндивий.

— В вашу страну я приехала только четыре года назад, — она взялась за вилку.

— Ну да? Трудно поверить. Твой английский безукоризнен.

— Ты так считаешь, потому что я говорю, как Лекс, — Жени разрезала мясо. — Это она научила меня. — Знаешь, я ведь уехала с родины неофициально, — она попробовала отбивную — самое превосходное блюдо с тех пор, как она оказалась в Кембридже.

— Да, но существуют разные лазейки. Мерритт о них превосходно осведомлен. Может нажать, где надо, и все ускорить. Требуется лишь упорство и кое-кого подмазать, — Пел сморгнул и быстро заверил ее. — Но это же для хорошего дела. За тебя, — он поднял свой бокал.