Ящик Пандоры. Книги 1 - 2 - Элизабет Гейдж Страница 29

Нью-Йоркский университет, 3 октября 1951 года

– Прошу внимания!

Профессор Натаниель Клир стоял за кафедрой, неподвижный как статуя. Двести студентов в лекционном зале сразу замолчали. Был слышен только быстрый шелест страниц, слушатели готовились записывать то, что он скажет.

Профессор скользил по рядам взглядом своих угольно-черных глаз. Волосы его были темные, виски тронуты сединой. Загар придавал ему отдаленное сходство с пиратом, тем более, что у него было сильное, поджарое тело, прикрытое свитером с высоким воротником и спортивным жакетом.

На студентов он производил сложное впечатление. С одной стороны, это был сильный человек, чье молчание наводило страх на всех, кто ждал его оценок. С другой, когда он увлекался предметом, то начинал расхаживать взад-вперед по сцене, излучая энергию мужественности, возбуждавшую слушателей.

Его известность не уступала личному обаянию. В свои тридцать восемь он был самым молодым из профессоров, назначенных на кафедру современной истории педагогики в НИУ. Он был руководитель университетского курса по истории искусств, участник любой заметной научной организации в своей области, автор солидных трудов по Караваджо на правах докторской диссертации, монографии о Ван Гоге, удостоенной престижного французского «При д'Арра», и труда по обнаженной натуре в классическом и романтическом искусстве, снискавшего ему мировую известность. Натаниель Клир был, бесспорно, главной достопримечательностью университетского отделения искусств, как в научном, так и в педагогическом смысле. Несмотря на строгие требования и оценки, его аудитория с первого дня семестра была всегда полна заинтересованных слушателей.

Во многом благодаря ему Лаура и решила учиться здесь. И имея в виду его критический глаз, она писала вступительную работу по Делакруа. И как знать: может быть, он был среди тех, кто прочел ее работу и решил допустить ее к обучению в университете. Еще в самом начале обучения она решила писать основную работу по обнаженной натуре, под впечатлением блестящей работы Клира по этому вопросу. Так что именно из-за Клира она сидела сейчас в десятом ряду, ловя каждое слово человека на кафедре.

Глубокое молчание воцарилось в полном зале в ожидании его слов.

Он показал на стопку работ перед ним.

– Вот ваши доклады, – начал он, – и я на этот раз в вас разочарован. Мы с вами обсуждали развитие концепции человеческого тела от иконического, тематического статуса до формально-пластического подхода. Из этого мы исходили при нашей работе по Микеланджело, Джорджоне и Рубенсу. Я просил вас проанализировать определенные работы под этим углом зрения, чтобы нам понять это изменение в перспективе. Но то, что вы мне дали, – он пригладил свои густые волосы, – представляет собой по большей части кашу, пережевывание мыслей, заимствованных из работ, которые вы прочли, включая мои.

Он выдержал паузу, поглядев на студентов, заметно нервничавших.

– Если хотите знать, я читал ваши доклады лично, не привлекая в помощь аспирантов. Меня интересовало несколько вещей. Знание, понятно, материала, старание, искренность. Я, конечно, понимал, что будут и неблестящие работы, все не могут быть интеллектуалами. У всех не может быть чутья к искусству. Но я ожидал увидеть ваши работы. Свои я, знаете ли, уже читал.

Короткий смешок был ему ответом.

– Не стоит и говорить, – продолжал он, – что я не нашел того, что искал. Некоторые здесь только для того, чтобы получить оценку. Они получат, конечно, плохую. Но получат.

Смешок был на этот раз более напряженным и еще более кратким.

– Что мне действительно было нужно, – продолжал он более серьезно, – это найти людей, прилагающих умственное усилие, способных к самостоятельной работе, имеющих глаз и сердце. Потому что, студенты – негодники, только с головой в этом курсе не добьешься хороших результатов, меньше, чем в других гуманитарных науках, как и естественных. Здесь нужно единственно иметь сердце, открытое миру, и способность к внутреннему сопереживанию действительности.

Он выдержал паузу, чтобы его слова произвели впечатление, потом вытащил один доклад.

– Я хочу зачитать вам пару абзацев из работы студента, – продолжал он, – обладающего перечисленными качествами. Доклад этот единственный на неделе, заслуживающий оценки А. Так что остальные могут вернуться к своим рабочим столам.

Прошу полного внимания. Тема – картина Джорджоне «Концерт», которая, как вам должно быть известно, послужила образцом для «Завтрака на траве» Мане, произведшего шум в Париже лет восемьдесят назад. Наш автор пишет: «Я не могу согласиться с Хорцовским, когда он считает, что связь между картинами формальна. Я думаю, Мане начинал с имитации, на свой лад, идеала женской красоты Джорджоне. Но он пошел дальше; он увидел, что в истории женское тело трактовалось скорее идеально, чем реалистически, чаще как то, что достойно восхищения, чем уважения. Мане обратил внимание, что у Джорджоне двое мужчин даже не смотрят на присутствующих женщин, занятые беседой, в то время как благодаря женщинам они пьют вино и слушают музыку. Мане пародировал эту композицию, так что обнаженная женщина на переднем плане смотрит с любопытством и досадой прямо на зрителя, тогда как мужчины игнорируют ее. Джорджоне освящал тему мифом и пасторальной традицией. Мане же поставил тему так прямо, что вызвал ярость художественного истэблишмента. Мане иронически допускал, что некогда невинный пасторальный сюжет с двумя одетыми мужчинами и двумя нагими женщинами, теперь шокирует большинство критиков. Так что он показал нам свое чувство женской красоты вместе с сочувствием трудному положению женщины в обществе. Профессор отложил доклад.