Любовь гика - Кэтрин Данн Страница 18

Джонатан Томаини, выпускник музыкального училища, с неопрятными сальными волосами, который взялся учить близняшек игре на фортепьяно после того, как они переросли уроки Лил, говорил, что Ифи – мелодия, а Элли – исключительно ритм. Обе хорошо пели. У обеих было сопрано.

Арти предполагал, что их два мозга действуют, как правое и левое полушария одного мозга.

Если Элли хотела наказать Ифи, она ела то, что было не слишком полезно для них обеих. Ифи понуро молчала и не ела вообще ничего. Больше всего Элли любила изводить сестру сыром. Ифи страшно боялась запоров.

Элли разнообразила издевательства, поглощая шоколад в неимоверных количествах, хотя шоколад не любила, и от него у нее высыпали угри. Прыщи были очень заметны на их молочно-белой коже. Ифи обожала шоколад, но не ела его, опасаясь прыщей. Когда Элли объедалась шоколадом, на Ифи это никак не отражалось. Наказание заключалось в том, что Ифи приходилось спать рядом с прыщавым лицом Элли и постоянно видеть перед глазами гнойные бугорки.

Ифи жалела всех, кто не близняшки. Элли меня презирала.

Близняшки души не чаяли в Цыпе. Он тоже обожал их. Лил и Ала мы просто любили. Но с Арти все было иначе. Это был совершенно особый случай. Он завораживал Ифи и пугал Элли. Та рычала на всех, кто мог отвлечь от нее внимание Ифи. Все остальные не представляли для нее реальной угрозы. Но Арти был опасен. Он заигрывал с Ифи. Он с ней играл.

Элли его ненавидела. Иногда она вела себя так, словно Арти мог оторвать от нее Ифи.

Семейный мавзолей Биневски располагался в огромном трейлере длиной в пятьдесят футов, с дверями на обоих концах. Входной билет стоил доллар. Вывеска над входом гласила: «Загадочные мутанты». И ниже, буквами чуть поменьше: «Музей передового искусства природы». Мы называли его Яслями. Как и все остальное в «Фабьюлоне Биневски», Ясли с годами менялись и прирастали. Они начинались с шести громадных стеклянных банок вместимостью в двадцать галлонов, и эти банки – каждая со своей собственной скрытой подсветкой и включавшейся нажатием кнопки объяснительной аудиозаписью – всегда оставались ядром экспозиции.

Ясли были идеей Хрустальной Лил, и она ими заведовала. Она приходила туда каждое утро, до открытия цирка, и ласково протирала банки жидкостью для чистки стекол. Позднее, когда Ал решил добавить чучела животных, ему пришлось согласовывать это с Лил. Она согласилась, но при условии, чтобы у входа устроили лабиринт и чтобы шесть банок остались бы главными экспонатами мавзолея.

«Зверинец» из чучел животных в подсвеченных стеклянных витринах представлял собой стандартный набор двухголовых телят, шестилапых куриц и прочих диковин вроде скелета треххвостой кошки. Единственным живым экспонатом были три лысые курицы, приобретенные Алом на птицеферме у человека, который вывел породу без перьев, чтобы экономить на ощипывании. Лысые куры не продавались, поскольку клиенты привыкли к пупырчатой «куриной коже», получающейся, когда выдергивают перья. Гладкая кожа не вызывала у них доверия. Три купленные папой курицы были бодры, веселы и упитанны, с мясистыми гребешками и сережками. Они прожили у нас два года, а потом Лил нашла их мертвые тушки в дальнем углу клетки. Все три птицы скончались буквально за ночь, побежденные неким микроскопическим недругом новаторских разработок. Ал отдал тушки таксидермисту, и готовые чучела поместили в ту же самую клетку. Одна курица стояла, наклонившись к земле и вытянув шею, словно собиралась клевать солому, которую больше не надо было менять. Вторая стояла настороже, косясь на зрителей желтым стеклянным глазом. Одна лапа поднята, будто готовится сделать шаг. Третья курица сидела в углу, сунув голову под расправленное крыло, видимо, в поисках насекомых.

После завтрака Лил принимала таблетки и шла в Ясли с бутылочкой жидкости для чистки стекол. Темно-зеленые стены и пол мыли уборщицы, но стекла она протирала сама. Иногда ей помогала я, порой – близнецы. Но чаще всего Лил справлялась сама. Она быстро, но тщательно протирала все стеклянные витрины в лабиринте, однако это была не основная причина ее ежедневных походов в Ясли. Лил приходила туда, чтобы проведать «детишек», как она их называла. В банках хранились неудачи Ала.

– И мои тоже, – всегда добавляла Лил.

Она брызгала на банки жидкостью для мытья стекол и чистила их до блеска. И пока Лил протирала банки, она что-то тихонечко говорила: то ли созданиям, плавающим за стеклом, то ли неким мысленным образам у себя в голове. Она вспоминала названия таблеток, которые Ал предписывал ей на беременность каждым из них, и обстоятельства их рождения.

Четверо ее детей родились мертвыми: Клиффорд, Мэйпл, Янус и Кулачок.

– Мы всем сообщаем, что наш первенец – Арти, но фактически первым был Янус, – говорила Лил, вглядываясь в прозрачную жидкость, наполнявшую банку, в которой плавала крошечная съежившаяся фигурка.

Янус всегда был моим любимцем. Его маленькую головку покрывал черный кудрявый пушок, а спящее личико было невероятно милым. Его вторая голова на коротенькой шее вырастала из копчика – такая же круглая и симпатичная, с таким же черным пушком. Задний братик щурился в непрестанном удивлении на крошечные ягодицы у себя под носом. Меня завораживали четыре малюсеньких глаза с густыми ресничками, и я задавалась вопросом: как бы эти двое ладили между собой, если бы Янус выжил? Тоже цапались бы постоянно, как Элли и Ифи? Они не могли бы увидеть друг друга, разве что стоя боком к зеркалу. Возможно, верхняя голова стала бы главной и вечно шпыняла бы заднего братца.

Больше всех Лил носилась с Мэйпл, напоминавшей большую всклокоченную губку. У Мэйпл было два глаза, но совершенно разных. Лил утверждала, что у Мэйпл нет костей. Они с Алом решили, что это девочка, потому что не смогли найти пенис. Лил точно так же вздыхала и причитала над Клиффордом. Тот походил на высокий противень, наполненный вывернутыми наружу внутренностями, с прикрепленной к нему обезьяньей головой. Мы с близнецами так его и называли: Противень, – когда мамы не было рядом.

Кулачок родился недоношенным, однако было понятно, почему ему дали такое имя.

– Я носила его пять месяцев, – сообщила Лил, и это было ее оправдание в том, что она проводила чуть меньше времени у его банки.

Эппл и Леона немного пожили на свете и умерли вне материнской утробы. Эппл была крупной, но абсолютно безмозглой. Она напоминала тибетского херувимчика. Ее жесткие черные волосы начинали расти прямо над расфокусированными глазами. Я смутно помню, как она спала в верхнем ящике большого комода Лил. Она совсем не двигалась. У нее двигались только веки и губы, и исправно опорожнялся кишечник. Ее глаза так и не сфокусировались и смотрели в разные стороны. Лил кормила ее из бутылочки, меняла подгузники и мыла дряблое тельце три-четыре раза в день. Разговаривала с ней, гладила ее, махала игрушками у нее перед глазами, но все без толку. Эппл ни на что не реагировала. Она только толстела и распространяла вокруг себя запах застарелой мочи. Она умерла двух лет от роду. Ей на лицо упала подушка.

Арти всегда утверждал, будто это дело рук Ала. Элли и Ифи возмущенно визжали, когда он так говорил, а я трясла головой и спешила сменить тему, но мы никогда не спрашивали об этом у Лил. И уж конечно, не спрашивали у Ала.