Демон-любовник - Кэрол Гудмэн Страница 52

Вот так номер, ошеломленно подумала я. Всего одна лекция, и робкая Флония уже влюблена по уши! Вот бы посмотреть на этого парня!

Словно услышав мои мысли, Дойл обернулся. Первой моей реакцией было: «Ну и что в нем такого особенного?!» Ну да, широкие плечи, приятно очерченный рот, отметила я, изо всех сил стараясь быть объективной… правда, волосы чересчур длинные, на мой вкус, и к тому же я терпеть не могла эти дурацкие круглые очки, которые носят парни, желающие прослыть интеллектуалами. Доконала меня свободная сорочка без галстука, в которой он смахивал на благородного пирата из какого-то старого фильма. Вероятно, в глазах юной неискушенной девушки профессор выглядел совершенно неотразимым, но лично я считала, что он слегка перестарался.

И тут он вдруг улыбнулся. На левой щеке запрыгала лукавая ямочка, а карие глаза за круглыми стеклами очков стали цвета расплавленного солнца пополам с медом.

— О, вы, должно быть, профессор Макфэй! — с легким ирландским акцентом воскликнул он. — Мои студенты рассказали, как вы великодушно согласились позаниматься с ними.

Его студенты?! Быстро же он прибрал их к рукам, подумала я. Ладно, ладно, конечно, он производит приятное впечатление, но я могла бы поклясться, что ему это хорошо известно.

— Ну, группа действительно подобралась неплохая, — кивнула я. — Ники Баллард…

— Вы хотите сказать, многообещающая поэтесса? Да, я заметил. Странно, что мисс Миддлфилд пыталась убедить ее писать мемуары…

В душе я была полностью с ним согласна, но меня покоробило, что он попытался лягнуть бедную Феникс, которой и так уже крепко досталось. Я представила ее в смирительной рубашке, и мне стало совсем худо.

— Феникс пришлось испытать немалый стресс. Уверена, что она хотела как лучше. Она всегда считала, что для любого писателя полезно взглянуть в лицо демонам в своей душе.

Губы Дойла дрогнули, как будто я сказала что-то смешное.

— Она так и говорила: «Взглянуть в глаза собственным демонам»? Мне, если честно, казалось, что своим демонам она строила глазки! Кое-кто из моих студентов упоминал, что от нее частенько попахивало спиртным. И что их сочинения она не проверяла чуть ли не с сентября.

— Да, согласна, это действительно плохо, но…

— Это не просто плохо, — перебил он. — Это преступление. Юноши и девушки согласились обнажить душу перед этой женщиной — и что они получили взамен? Пьющего преподавателя, наворотившего кучу лжи ради того, чтобы урвать свой кусочек славы. — Он печально покачал головой: — Будет чудом, если мне со временем все-таки удастся завоевать их доверие.

— Ну, по-моему, доверие Флонии Руговой вам уже удалось завоевать, — съехидничала я.

И тут же мысленно пожалела об этом. В конце концов, он прав: поведение Феникс возмутительно, — и, тем не менее, было противно слушать, как он судит ее.

Дойл с любопытством посмотрел на меня, по-птичьи склонив набок голову.

— Мисс Ругова рассказывала мне, как ее семье пришлось бежать из Албании. Там осталась ее сестра, о которой вот уже три года нет ни слуху, ни духу. Я посоветовал ей обратиться в «Международную амнистию» — может, им удастся отыскать ее.

— О… — смутилась я, — это… очень мило с вашей стороны. Флония пока написала не много, но то, что мне удалось прочесть, просто замечательно. Вот. — Я протянула ему кипу папок. — Разумеется, вы правы. Все они заслуживают лучшего преподавателя, чем Феникс. Она была не в состоянии сосредоточиться… Кстати, раз уж об этом зашел разговор, — спохватилась я, — видите ли, мне не удалось обнаружить сочинения одной студентки. Ее зовут Мара Маринка. Я обыскала весь дом, но так ничего и не нашла. Вероятно, Феникс его потеряла.

Я ожидала, что Дойл вновь разразится обличительной речью в адрес Феникс, но ошиблась.

— Это уже не важно, — вздохнул он. — Мара предупредила, что не будет ходить на занятия по литературному творчеству.

— Вот как? — удивилась я. — Странно.

Лайам Дойл пожал плечами:

— Мне кажется, девочка расстроилась — ведь теперь она уже не будет постоянно в центре внимания. Боюсь, переизбыток внимания иногда может принести больше вреда, чем пользы. Как бы там ни было, мисс Маринка сообщила, что не питает ни малейшей склонности к поэзии, а именно этому я и собирался посвятить оставшиеся две недели семестра.

— Очень жаль… особенно учитывая, как много ей пришлось работать. Знаете, я перевернула весь дом в поисках ее папки, однако…

— Уверен, что вы сделали все возможное… Кстати, о доме. Мне сказали, что вы сдавали свободную комнату мисс Миддлфилд. Я-то сам временно остановился в гостинице «Харт-Брейк», но… — При одном упоминании его передернуло точно от зубной боли. — На день или два это еще куда ни шло, но если мне придется там задержаться, то, боюсь, дело закончится диабетической комой… Одна обстановка чего стоит, не говоря о том, как там кормят!

— Диана известная сладкоежка, — сокрушенно кивнула я. — Может питаться одним шоколадом.

— Поймите, у меня и в мыслях не было обидеть ваших друзей. Мисс Харт — прекрасная хозяйка, но комнаты в гостинице… как бы это сказать? Слегка женственные — я бы так выразился. А в тех блюдах, которыми она меня потчует, многовато сахара. И вот я подумал… а не согласились бы вы сдать мне комнату?

— Вы хотите снять комнату Феникс?

Я вытаращила глаза.

— Да. Декан Бук говорила, что там есть отдельный выход. И, что из нее можно сразу попасть на кухню. Кстати, я обожаю готовить. Учился этому в Париже, стал первоклассным поваром.

— Я бы с радостью, мистер Дойл, — с притворным сожалением вздохнула я, — но Феникс оставила после себя кое-какие вещи — уверена, ей было бы приятно знать, что ее ждут. И потом, у меня с детства принцип — лежачего не бьют!

— Конечно, конечно, я понимаю, — кивнул он. — Простите, что спросил. Но если мисс Миддлфилд пришлет за своими вещами…

— Обещаю, что внесу вас в лист ожидания под номером один, — отрезала я, уверенная, что Феникс не в том состоянии, чтобы послать за своими вещами.

Перед уходом я позволила себе роскошь ослепительно улыбнуться профессору Дойлу, донельзя счастливая, что нашелся благовидный предлог отказать нежелательному квартиранту.

Уходила я из Фрейзер-Холла в полном смятении чувств, спрашивая себя, почему с первого взгляда невзлюбила Лайама Дойла. Банальная ревность? Не понравилось, что он моментально нашел со студентами общий язык? Позавидовала полученной в Оксфорде степени? Ладно, пусть я не права… и все-таки этот тип раздражал меня до зубовного скрежета. Что-то в нем было… претенциозное, что ли. А эта его рубашка! Проклятие… неужели, кроме меня, никто этого не замечает?!

Развернувшись, я двинулась обратно, но вошла через заднюю дверь, чтобы не столкнуться с Дойлом. Ладно, разозлилась: если в нем есть что-то необычное, Суэла Лилли наверняка бы это заметила, К счастью, перед дверью ее кабинета никого не было, но из-за двери слышались приглушенные голоса. Я уже собралась уходить, когда узнала один из них — глубокий низкий мужской голос: