Круги судьбы - Энн Саундерс Страница 37

— Понятно. Так что, получается, Пилар выкупила свой собственный дом?

— Она так не считает. Ты же знаешь, она очень любила Инез. Ей очень хотелось, чтобы Инез получила то, что полагается ей по закону.

— Мне кажется, я должна вернуть деньги.

— Ты очень обидишь мою мать, если сделаешь это.

— Что же мне делать?

— Поезжай домой. И забудь обо всем, — посоветовал Фелипе.

— А как же мы?

— Я вижу, ты не совсем поняла, — с мрачной обреченностью сказал он. — Судьба сыграла с нами злую шутку. Мы встретились и полюбили друг друга. Может быть, это была не любовь. Может быть, мы спутали любовь и естественную привязанность, которую человек испытывает к родственному ему человеку. Поэтому нельзя говорить «мы» в том смысле, в каком ты сказала. Может быть, со временем мы сможем видеться, встречаться, спокойно говорить об этом, даже смеяться. Не забудь обо мне, когда придет время крестить твоего первенца. Я знаю, что эта привилегия иногда дается брату матери девочки.

— Ой… я…

Не стоит подробно описывать мучительные мысли Аниты. Несколько последующих дней она была погружена в молчание, более горестное, чем слезы.

Анита дала телеграмму Эдварду, и он встречал ее в аэропорту. Если он и был удивлен ее поспешным возвращением, то никак не проявил этого. Ничего не сказал он и о том, что она переменилась.

Лицо осталось прежним, но вместо теплой плоти, округлых щек с намеком на детское обаяние, классического рисунка носа и женственной полноты губ оно теперь, казалось, все было вырезано из холодного мрамора. А шея выглядела слишком тонкой для того, чтобы держать тяжелый узел волос на затылке.

Он повез Аниту не к ней домой, а к Кэти, хотя жилище Кэти предназначалось для временного проживания и было неуютным и неудобным. Там было очень тесно, но Эдвард решил, что Аните так будет легче. Он не знал, почему она вернулась так быстро и с такой болью во взгляде. Несомненно, придет время и она все расскажет. А Кэти повела себя просто удивительно. Она бросила приготовления к собственной свадьбе, отложив церемонию на неопределенное время, до более счастливых времен, и все время без остатка отдала Аните. Аните, которая не делала ничего, чтобы как-то отблагодарить за такое участие, а каждое проявление участия встречала холодно и отстраненно.

Кэти проявила бесконечное терпение и выдержку, спокойно, не обижаясь, перенося приступы плохого настроения Аниты и отмахиваясь от ее едких замечаний и придирок, как от случайных капель воды.

Пришла весна, и, казалось, в одночасье появились нежные зеленые ростки, все вокруг заиграло красками весны — зелеными, желтыми, лиловыми, розоватыми. Все это время Анита не могла говорить о том, что произошло. Всякий раз, делая попытки начать рассказ, она давилась от отвращения. Невинная, она чувствовала себя грязной, виновной в чем-то ужасном.

Но однажды утром она проснулась и ощутила голод. Было утро яичницы, жареного хлеба, подъема и действий. Утро для дел, а не для бесплодных размышлений.

— Кэти, как, ради Бога, тебе удавалось со мной мириться все это время? Не отрицай — я была просто невыносима!

— Ты говоришь в прошедшем времени? Может, мне это записать? — радостно воскликнула Кэти.

Анита чувствовала себя лучше. Она рассказала свою печальную историю Кэти и Эдварду. Потом решила, что надо включаться в жизнь. Она возобновила контакт с Флер Фрезер, молодой учительницей, которая заменяла ее в тот день, когда ее вызвали к телефону, и Флер познакомила Аниту со своими друзьями. Среди них был и молодой человек по имени Стив Роклиф.

Ей никак не удавалось избавиться от воспоминаний. Иногда, после целого дня успешной борьбы с ними, они накатывали с ночной темнотой тем мраком, который не рассеивается ни уличными фонарями, ни звездами. Ночью всегда становится хуже.

Сначала ее не интересовал сам Стив. Анита принимала его, как принимают аспирин против сильной головной боли, предпочитая его компанию воспоминаниям, которые никак не хотели ее покинуть. Стив отличался от других мужчин. Те уставали от ее совершенного безразличия и быстро переносили свой интерес на более отзывчивых особ. Стив же был несколько заинтригован и поддался причудливому желанию разбудить Аниту от летаргии и возродить ее прежний характер.

С внешней стороны он преуспел. Анита стала менее безразличной, более энергичной, словно желая сжечь всю накопленную энергию. В благодарность она приветствовала Стива теплой улыбкой, а прощаясь, улыбалась неохотно.

Только тот, кто знал Аниту раньше, понимал, что она лишь притворяется счастливой. В эти дни Анита не чувствовала покоя. Ее руки редко находились без движения, она то и дело резко поворачивала голову, словно ожидала, что сейчас кто-то войдет, в глазах ее вспыхивало ожидание чего-то хорошего. Но свет гас, когда дверь так и не открывалась.

Когда Анита рассказала свою печальную историю, Эдвард мог бы добавить кое-что, от чего она бы взвилась, как весенний мотылек. Но он не проявил должной твердости. Он решил, что время еще не пришло. Анита еще не могла рассуждать здраво, и она словно балансировала на узком краю собственных эмоций. В это время она бы вышла замуж не за мужчину, а за свое романтическое представление о нем.

Эдварду пришлось признать, что этот испанец, как он продолжал называть Фелипе, представлял собой очень яркую, мужественную личность. Он попросил Кэти, которую считал эмоционально очень уравновешенной, объяснить, в чем тут дело. Она прикрыла глаза и мечтательно ответила:

— Наверное, все дело во взгляде. На ум приходят мысли о спящем вулкане.

— Это как-то не очень умиротворяет, — задумчиво ответил он тогда ей.

— Да, дорогой. — Кэти открыла глаза и придвинулась на диване поближе к Эдварду. — Он не моего типа. Ты абсолютно прав, Эдвард, дорогой! Спящий вулкан хорошо рассматривать на экскурсии, а чувство некоторой опасности только прибавляет остроты ощущениям, но жить рядом с ним очень неудобно. Без него Аните лучше.

— Ты думаешь? — ухватился за эту мысль Эдвард.

После того разговора Эдвард почувствовал себя увереннее. Мнение Кэти приглушило угрызения совести.

Но нельзя было бесконечно откладывать разговор с Анитой. И чем дальше он откладывал, тем хуже это могло обернуться. А потом, всегда была опасность, что она сама обо всем разузнает. В календаре Эдвард обвел в кружок число: к тому времени она вполне придет в себя. И вот этот день настал.

— Мне нужно поговорить с тобой, Анита.

Антенна Кэти работала в полную силу. Ей ничего не сказали, но она поняла, что разговор пойдет о чем-то важном.

— Наверное, мне лучше уйти? — предложила она.

— Нет, Кэти, останься. Я думаю, Анита не станет возражать. Твое присутствие может даже помочь. — Он повернулся к Аните. — Об этом надо было рассказать давно. Еще Инез должна была рассказать тебе. Я думаю, она не сделала этого из гордости. Я возвращаюсь к тем дням, когда ты была еще совсем крошкой, к тому дню, когда последний вагон поезда, в котором ехали Инез и еще три человека, сошел с рельсов. Только Инез осталась в живых. Но и она получила ранения, несколько месяцев пролежала в больнице, страдая от внутренних повреждений. Врачи сделали все, что могли, но в конце концов ей пришлось узнать, что она никогда больше не сможет иметь детей. Это чуть не убило ее. Она никак не могла примириться с мыслью, что ей уже не придется держать на руках собственное дитя.