Прекрасные тела - Лора Каннингем Страница 26

Итак, Марта разбогатела и стала наконец блондинкой. Все-таки ее стилист — настоящий гений: теперь она и сама не помнит натурального цвета своих волос (бог весть, какой он). А еще она сделала липосакцию и похудела на четыре размера. Кроме того, нос, омрачавший ее юность, портивший ее симпатичное лицо, нависавший грозной тенью над радужными перспективами (Мартин отец был ливанец, и она унаследовала его нос — «рубильник» арабского торговца коврами), так вот: этот Мартин арабский нос стал другим. К этому делу Марта подошла со всей ответственностью: ее бы не устроил один из этих дешевых поросячьих пятачков (вздернутых, с вывернутыми ноздрями), придававших лицу нелепый вид. Нет, ее нынешний нос был неотразим: «правильный», чуть-чуть утонченный, на месте ливанского горба — благородная горбинка. Мартин нос являл собой триумф пластической хирургии, ее «орлиную песнь». Хирург оставил нос слегка удлиненным — ровно настолько, чтобы можно было подумать, что таким он был всегда.

Марта расплатилась с доктором, устроив ему квартиру с видом на парк в новом здании в западной части Центрального парка. В благодарность за нос пластический хирург получил «кухню — зашибись», лучшую в городе, экипированную новейшей техникой от «Миле», и вдобавок… морозильную комнату. Дело в том, что хирург оказался на редкость плотояден, причем мясо он любил «созревшее». [39]И вот теперь целые чертовы гроздья первоклассных стейков «черный ангус» [40]свисают с крюков в собственной квартире хирурга. А специалистом он был выдающимся, причем, вылепив новые носы для жены и дочерей (последние, само собой, унаследовали отцовский нос), исправить свой собственный шнобель он отказался (жест неповиновения?). «Что ж, — размышляла Марта, — наверное, просто невозможно делать операцию на собственном носу». Но главное — хирург убрал с Мартиного лица нос ее папочки, за что она ему бесконечно благодарна…

От отца, Эмира Саркиса-Слоуна, Марта унаследовала еще и повышенную волосатость: генетические тени над верхней губой, на руках, даже на бедрах и животе. Но лазерный электролиз избавил ее от тягостного наследства, не тронув только «чувствительную зону» возле половых губ. И опять-таки эти услуги не стоили ей ни сантима: Марта помогла косметологам арендовать совершенно «умопомрачительное» помещение — прямо у подножия ее любимого «Ганнибала». Теперь, возвращаясь домой, она каждый раз проходила мимо кабинета, где ей удаляли лишние волосы, оставляя кожу гладкой и шелковистой. По-прежнему, разглядывая себя в зеркальце, Марта радовалась исчезновению зарослей, некогда портивших вид. Она думала: «Тот, кто изобрел лазерный электролиз, обязательно должен получить Нобелевскую премию». И действительно, что бы она делала со всем этим лесом? Двести одиннадцать сеансов потребовалось на расчистку территории… А воск применялся в борьбе с последней линией «лесной обороны»: там, где кожа была слишком нежной, чтобы использовать электролиз. Теперь все просто идеально.

Марта вздохнула, отложила зеркальце и встала. Надев белые кружевные трусики и бюстгальтер, она посмотрелась в большое зеркало. (Картина, увиденная ею в маленьком зеркальце, все-таки оставляла желать лучшего. Бросив прощальный взгляд на свое сморщенное «нижнее лицо», Марта вздрогнула: особых поводов для оптимизма не было.) Потом она влезла в светло-коричневые колготки и облачилась в бежевый костюм от «Миссони». Марта давно отказалась от ярких цветов, ведь ей больше всего идут бежевый, коричневый и, конечно же, черный. Потом она надела туфли от «Прада» на высоком каблуке, непрактичные, но изящные. Ей нравилась линия, которую они придавали ноге, визуально уменьшая немного толстоватые лодыжки. Выйдя из ванной, Марта прошествовала в гардеробную, где тоже был температурный контроль, как и в винной кладовой на кухне: это нужно для того, чтобы меха не начали разваливаться, а шкуры не пересыхали. Накинув свою любимую шубку, соболью, Марта погляделась в большое зеркало, висящее на двери гардеробной.

Она выглядела потрясающе, за шубу можно было «отдать жизнь», но вдруг ей встретятся эти чокнутые борцы за права животных? Город кишел травоядными, любителями злаков и орехов. Правда, нынешний мэр слегка разрулил ситуацию, а то раньше эти ходячие мюсли без единой мысли в голове вообще разгуливали нагишом по Пятой авеню или вытаскивали на улицу клетки и запирались в них. Можно подумать, в их ботинках нет кожаных стелек, как у всех остальных! Марте всегда хотелось крикнуть фанатикам: «Да какая вам разница?!» Впрочем, сегодня соболь мог доставить Марте больше неприятностей, чем удовольствия: подруги начнут завидовать — дескать, слишком уж Марта удачлива. В таком случае, нет ли у нее чего-нибудь столь же эффектного, но не столь демонстративно шикарного? Перерывая свой гардероб, Марта думала о том, как было бы здорово, если бы мэр по-прежнему награждал почетных граждан ключами от города. Так происходило во времена Мартиного детства — тогда, еще живя в унылой Астории, она любила смотреть, как мэры вручают ключи от города. Ей хотелось такой ключ — и тогда, и сейчас.

Ага… Ее рука остановилась на пальто-накидке из шахтуша. [41]Такой мягкий, такой манящий… шахтуш был самой тонкой, самой невесомой шерстью в мире, и Марта выложила mucho dollaros — две тысячи — за одну шаль, к которой потом присоединила еще две, чтобы превратить их в пальто. В общей сложности Марта заплатила шесть тысяч долларов только за шерсть и еще две сотни маленькому итальянскому портному в Куинсе, соединившему шали в свободное пальто-накидку длиной до пола. Марта подумала, что пальто великолепное — достаточно великолепное, чтобы поехать в нем в ресторан, но при этом не столь вызывающе роскошное, чтобы колоть глаза подругам или служить подстрекательством к бунту на Пятой авеню.

Марта надела накидку из шахтуша, и та нежно легла ей на плечи. Шерсть редкой азиатской антилопы очень шла Марте, перекликаясь с ее светлыми, отливающими золотом волосами. И так не маленькая (пять футов, девять дюймов), Марта казалась еще выше благодаря туфлям от «Прада». В общем, выглядела она настоящей «хозяйкой жизни».

Собираясь отправиться в сторону клиники «Маунт-Синай», находящейся от ее дома примерно в тридцати кварталах (как известно, тот район расположен слишком близко от испанского Гарлема, чтобы считаться фешенебельным), Марта окинула «Ph 43» прощальным взглядом и снова оценила многочисленные достоинства пентхауса. Просторная гостиная площадью сорок два квадратных фута была идеальна для приемов. Из окон, вознесенных в заоблачную высь, открывался вид на Центральный парк, окутанный зеленой импрессионистической дымкой, на длинные геометрические фигуры Пятой авеню и на «ничейные земли» Нью-Джерси, раскинувшиеся за Гудзоном.

Все в квартире Марты отражало ее новый статус — зеркальные стены, широкие окна, обилие металлических элементов дизайна. Все было таким красивым и сияющим. На кухне висел медный французский светильник, начищенный до ослепительного блеска. Кухарка Сельма, бразильянка, как раз собиралась готовить тапас [42]для завтрашнего ужина с родными Дональда. Но день его рождения был именно сегодня, и в связи с этим Марта еще одиннадцать месяцев назад забронировала столик в «Зеленом омаре», вытеснившем «Дэниэла» с позиций самого модного ресторана города.