Отец моей малышки... за кафедрой! - Лючия фон Беренготт Страница 2

А я все еще надеюсь, что он меня не узнал. Сжимаю судорожно Масюнину пухлую ручку, пытаюсь даже спрятать ее у себя за спиной. Стискиваю челюсть, вызывающе смотрю ему прямо в глаза. «Не твое! Не отдам!» – ору этим грозным взглядом.

Но увы. Надежды идут прахом, как и многое другое в моей жизни.

Внезапно моргая, ректор прокашливается… мотает головой. И медленно, ошарашенным голосом произносит.

– Значит, мне не показалось. Ну, здравствуй… Дикая Лилия. Вот уж… не ожидал.

1-2

Пока я собираюсь с мыслями, понимаю, что женщина с папкой тоже смотрит на меня, и отнюдь не дружественно. И внезапно узнаю ее – это же его ассистентка! Она и тогда была с ним – молодым, амбициозным кандидатом наук, приехавшим в Нью-Йорк на конференцию по новым технологиям онлайн торговли, куда я сама попала чуть ли не по ошибке.

Только тогда ассистентка называла его не «Саша», а Александр Борисович.

«Сашей» его называла я.

– Здравствуй… те, – мямлю я, отводя взгляд и с тоской глядя на машину, в которую так и не успела запрыгнуть. Нащупываю в кармане плаща ключ и громко пикаю им, давая понять, что мы спешим, убегаем, и вообще нас уже тут, считай, нет.

– Посему… дикая Лиля? – сбивая мои планы, интересуется за моей спиной Масюня. И, конечно же, привлекает к себе внимание ректора, который чуть отклоняется вбок, пытаясь рассмотреть, кто там у меня прячется. Я завожу дочку еще дальше за спину.

– Потому что я так назвал твою маму, когда мы познакомились, – охотно отвечает он, отклоняясь еще дальше вбок и почти нагибаясь, – а она с этим согласилась. Слышала про ролевое позиционирование?

Мне вдруг становится смешно – несмотря на многолетний богатый опыт общения с самыми разными людьми, этот товарищ явно не умеет разговаривать с маленькими девочками.

– Неа, не слысала… – несмотря на мое сопротивление, Масюня умудряется выглянуть – с другой стороны, куда тут же отклоняется и ректор.

– А про мороженное слышала? – интересуется он. Я невольно поднимаю брови – неужели все же умеет? Дочка радостно кивает, и тут же, с опозданием, я понимаю – надо бежать. Немедленно. Пока он не вспомнил мою фамилию. Пока не получил в свои руки все, что нужно, чтобы найти меня потом.

Потому что если он сложит два и два, заметит, как сильно Мася похожа на него, высчитает сроки… с его-то связями и деньгами установить отцовство и получить совместную опеку это раз плюнуть! Если вообще не отобрать у меня ребенка!

Это ведь когда женщина беременная, ее ребенок никому не нужен. А когда вырастает вот такое чудо, вполне может и захотеть восполнить душевные пустоты в своей никчемной холостяцкой жизни.

Вот только не за наш с Масюней счет!

Я прихожу в себя одномоментно с мамой, которая всплескивает руками, очевидно сообразив, что каким-то образом дочь лично знакома с самым важным человеком на будущем месте учебы.

– Ох, простите нас за невежливость, господин ректор! – мама кидается к нему, чуть ли ни насильно пожимает ему руку обеими своими. – У Лилечки был тяжелый день – сами понимаете, как трудно одной с ребеночком в нашем мире… А тем более, студентке. Приятно познакомиться – Светлана Михайловна, мама Лилечки.

Александр Борисович немного оторопело отвечает на рукопожатие, представляется, представляет свою ассистентку – Алла Максимовна, доцент.

Как же, как же помню я эту доцент – скептически кривлю рот. Чуть не зеленая была, когда поняла, что ее начальник, забыв обо всем на свете, вот уже битый час болтает с какой-то посторонней пигалицей, вместо того, чтобы выслушивать ее заумные рассуждения о предстоящем докладе.

Вот и сейчас позеленела вся, бедняжка.

Не ссы! – я посылаю ей успокаивающий взгляд. Мне подонки, объясняющиеся в любви ради секса, а потом посылающие на аборт, не нужны. Можешь оставить своего Сашеньку себе.

Погруженная в собственные мысли, слишком поздно спохватываюсь и пропускаю момент, когда мама приглашает ректора к нам на ужин.

– Ты с ума сошла! – шиплю сквозь зубы, отвернувшись от всех. – Только его мне и не хватало!

– Дура! – еле слышно шипит в ответ мама. – Он от тебя глаз оторвать не может!

В конце концов под напором всех и сразу я сдаюсь. Безвольно улыбаясь, выслушиваю, как ректор нахваливает меня перед мамой, бесстыдно сочиняя про то, какое я произвела замечательное впечатление на конференции четыре года назад, хоть я там даже не выступала. Совсем не удивляюсь этому вранью – врать он умеет, как никто на свете.

Мама охает и ахает, восторженно прикладывая руки груди и в тон этому вруну соглашается что да, мол «какая жалость», что девочке пришлось оставить учебу, но что поделаешь, «такова се ля ви».

Масюня тоже в восторге от нового знакомого – вываливает из кармана своего красного пальто всякую мелкую дребедень и хвастается, раскладывая свои богатства у него на ладони. По конец нашей встречи Александр Борисович разживается целым состоянием – пупсом из очень модноц детской коллекции, крохотной расческой от какой-то другой куклы и кусочком пластилина, изображающим тортик.

Пупса, правда, подарили не на совсем – заставили клятвенно пообещать, что дядя поиграет и принесет его обратно, когда придет к нам на ужин сегодня вечером.

– После такого перерыва в учебе Лиле обязательно нужна будет помощь, – заявляет Зорин на прощание. – А я могу организовать вам репетиторов за счет университета. По льготному тарифу и квоте.

Его рот говорит с моей матерью, но глаза смотрят только на меня, словно… словно он заговаривает меня, внушает мне свои желания и заставляет поверить ему.

И это начинает работать.

О, я хорошо знаю этот взгляд! Один лишь раз достаточно уступить ему – задержаться, утонуть в нем хоть на мгновение – и ты пропала. Навсегда, навечно, даже когда он отфутболит тебя за ненадобностью. Даже когда сожрет твое сердце на завтрак, элегантно разрезав его десертным ножичком.

И я снова не ощущаю под собой земли. Как тогда – у него в номере, когда он целовал меня, а я вдруг поняла, что это не я взлетела в воздух, а он несет меня, несет над полом в сторону спальни...

Полет. Вот что я чувствовала, когда он был рядом. Непрекращающийся, невесомый полет каждую минуту наших встреч – даже когда просто спала с ним рядом.

Тряхнув головой, я вырываюсь из оплетающих меня пут матерого хищника.

– Простите, нам пора… – твердо взяв Масю за руку, тащу ее к машине.

– Мааам… – тут же хнычет она, готовая заплакать. – Я же исё не рассказала про Миру…

О, Мира у нас притча во языцах! Главная тема разговора после всех прогулок во дворе с бабушкой. Удивительно капризный и непослушный ребенок, который умеет сесть на голову так, что не сразу и поймешь. Я и сама могла рассказать про Миру кучу всего, что меня раздражало – особенно про Мирину маму, Юлю, которая проводила жизнь за поиском приключений в отсутствие мужа – моряка дальнего плаванья. Какое-то время мы даже общались – точнее, Юля предложила мне дружбу, раз уж у нас дети в одной песочнице выросли. С тех пор отношения мало по малу разладились, но песочницу до сих пор хотелось обойти стороной – И Юля и Мира умели присесть на уши часа на два, если не на три, на что далеко не всегда было время.