Отец моей малышки... за кафедрой! - Лючия фон Беренготт

Лиля

– Мам, ты здесь будешь утицца, да? – Масюня нетерпеливо дергает меня за руку, вертя головой так яростно, что удивительно, как она до сих пор еще шею не вывихнула.

Я не отвечаю. Не могу говорить – дыхание застряло в горле. В голове туман, в ушах тяжело бухает. Или бахает? Мозги потомственного гуманитария на мгновение ожили, подыскивая правильное слово. И снова погрузились в кашу.

– Лиля? Лиль… ты в порядке? – мама проводит у меня перед глазами рукой, словно проверяя, не упала ли я в обморок – прямо так, в толпе студентов, ожидающих, пока новый ректор разрежет алую ленточку и торжественно объявит детский сад для семейных студентов открытым.

Мои глаза прикованы к нему, к нашему ректору – как и у всех остальных. Но вовсе не по той же причине, что у всех остальных. Честно говоря, я вообще не могу поверить в то, что вижу. Что это не сон, что я не сошла с ума, что я действительно умудрилась записаться в университет, где этот человек работает начальником всех и вся, плюс еще и преподает!

Я не могу поверить в то, что он до такой степени не изменился, тогда как я за это время успела похудеть, располнеть, снова похудеть, перекраситься, обрасти естественным цветом и полностью поменять весь стиль одежды. Да и жизни тоже.

Нет больше той сумасшедшей, безбашенной девчонки, готовой на любые приключения, лишь бы не было скучно.

А он есть. Такой же, как и был. Красивый, импозантный брюнет с резким подбородком и пронзительным, насмешливым взглядом, всегда готовый развлечь скучающую студентку, непонятно как попавшую на занудную конференцию в чужой и далекой стране. Имеющий достаточно наглости объявить после ночи любви, что «мол, прости, но совсем забыл тебе сообщить, что я у тебя в этом семестре преподом – если верить твоему расписанию, конечно. Так что марш в холодильник за шампанским, мисс Печерская!»

Черт возьми, у него даже прическа не изменилась! Те же модно-беспорядочные вихры и наверняка проведенная бритвой полоска высоко над левым ухом, заметная только если приподнять ему волосы рукой.

Я качаю головой. Как?! Как я умудрилась поступить в ВУЗ, заплатить за первый семестр и даже не проверить, кто в нем ректором?! Хотя, как я могла предположить, что судьба снова сведет меня с подлецом Зориным…

Резко приходя в себя, я хватаю Масюню в одну руку, ничего не понимающую маму в другую и, расталкивая толпу, чуть не бегу к выходу из дворика новопостроенного детского сада.

В конце концов, я не на бюджет поступила – найду, где учиться… Пропущу еще один годик, поработаю у Андрея, как он и уговаривал, накоплю побольше денег… Или вообще, выйду наконец за него замуж – он давно зовет. Глядишь, смогу в Лондон уехать доучиваться… Тем более, к тому времени можно будет отправить Масюню в школу – там, говорят, рано школа начинается… Или вообще буду онлайн учиться – сейчас это модно.

– Лиль, да скажи в чем дело-то! – устав от моего ритма, мама дергает рукой, высвобождаясь.

Мы – на самом краю толпы. Ректора уже не видно, но все еще слышно – приятный голос, хоть и низковат. Чувствуется, что если бы он не работал над ним, гремел бы басом – что плохо для любого лектора, потому как акустика. Или что-то в этом роде – уже не помню, что он там мне рассказывал.

Хотя, кому я вру? Все я помню – до самого последнего слова, до самой последней его улыбки и взмаха рукой с трапа частного джета, когда я, прижимаясь лицом к стеклу аэропорта, изо всех сил душила слезы.

И сообщение его помню последнее, хоть и приложила все усилия на свете, чтобы забыть.

Как там он написал – «Не волнуйся, я все оплачу»? И добавил снисходительно – «возьми потом отпуск, слетай куда-нибудь, развлекись. Счет вышлешь мне». Да, кажется, так там оно и было. А следующей смс-кой этот гад прислал мне номер главврача самой крутой московской гинекологии. Только не того отделения, где рожают. А того, где делают аборт.

Отпуская мамину руку, я украдкой вытираю слезу. У меня все хорошо, все хорошо – упрямо внушаю себе, как делала уже много раз. У меня есть семья – маленькая, но зато самая лучшая в мире. Есть прекрасная работа – несмотря, что не доучилась. Квартира в центре, доставшаяся от бабушки, есть даже машина – одна на двоих с мамой… Жених потенциальный есть, готовый взять нас с Масюней под свое крыло, он же мой работодатель.

А прошлое… пусть останется в прошлом. Чего о нем жалеть? Мало ли у кого какие в жизни были травмы и неприятности – я еще легко отделалась, можно сказать. Да и как можно о чем-то жалеть, когда такое чудо у меня появилось? Кто бы мог подумать, что у таких циничных гадов рождаются такие замечательные дети!

– Девушка, вы почему сбежали раньше времени?

До одури знакомый голос, строгий и почти-бас, заставляет меня в ужасе замереть на полушаге, в трех метрах от спасительной машины. Не успела, черт бы его побрал, на две секунды не успела!

Я не поворачиваюсь. Застыла, словно он меня не позвал, а околдовал. Что, впрочем, одно и то же, если речь идет о… нем.

– Мам, тебя дядя зовет! – дергает меня за руку Масюня, прижимаясь и кокетливо подглядывая из-за моего рукава на того, кто уже стоит за моей спиной.

– Простите… у нас срочные дела… вот, пришлось уйти, – оправдывается за меня мама, явно не зная, как обращаются к ректорам.

Да, я и сама не знаю. Господин ректор, что ли? Или по имени-отчеству? Странно вообще называть его как-то другому, кроме как по имени. Однако придется – будем надеяться, что он меня не узнал.

Тяжело выдохнув, я медленно поворачиваюсь. Заранее делаю лицо «взрослее» - о, я умею выглядеть взрослее! Я вообще теперь выгляжу старше, чем тогда, хотя прошло всего четыре года, и мне всего лишь двадцать три. Я очень умело крашусь, одеваюсь, как тридцатилетняя – мне неудобно выглядеть слишком юной рядом с дочкой и отвечать на бестактные вопросы по поводу возраста, в котором я ее родила.

Поворачиваюсь до конца и теряюсь – тупо уставляюсь в лицо высокого мужчины напротив и молчу. Не могу найти вообще никаких слов, хоть за секунду до этого подготовила отличный, все-объясняющий и довольно изящный ответ.

«Простите, господин ректор, мне пришло сообщение о поступлении в другой ВУЗ, более удобный для меня по расположению. Он был для меня на первом месте в приоритетах, а потому я перехожу учиться туда. Всего вам хорошего».

Ага, как же. Я и первых трех слов из всего этого не произнесу, когда он так близко.

– Саш, это же неудобно так быстро убегать… – запыхавшись, какая-то женщина настигает ректора, прижимая к себе папку, в которых носят доклады. – Попечители подумают, что тебе все равно…

– Мне плевать, что они подумают… – огрызается он, не сводя с меня расширенного, темного взгляда.