Несбывшаяся весна - Елена Арсеньева Страница 15

– Оля, – неуверенно начал Николай. – Я тебе должен так многосказать, объяснить… Понимаешь, я закончил летную школу в Одессе. Я тудадокументы подал еще весной 37-го года, как только из университета ушел.Помнишь, в 38-м году был призыв: «Дать стране сто пятьдесят тысяч летчиков!» Нувот…

– И тебя приняли в летную школу? – недоверчиво посмотрелаОльга. – После того, как отчислили с курса?

– Да ты что? – удивился Николай. – Меня не отчислили, втом-то и дело! Меня заставили написать заявление об уходе из университета.Получилось, будто я сам учебу бросил. Я тогда бесился, а потом понял, что сомной еще очень хорошо обошлись.

«Не то что со мной! Меня-то выгнали с волчьим билетом! Идаже на работу не брали. Если бы не…»

– Но из комсомола-то тебя исключили! – сказала Оля снедоброй усмешкой. – Как же ты учился в летной школе? Удалось восстановиться?

– Все проще, – негромко сообщил Монахин. – Я просто несообщил об этом. Вот и все. Сказал, что еще не вступал в комсомол. Поверили, апотом и приняли, уже в училище. Нас там пятеро было таких, знаешь, еще неохваченных комсомолом. Ох и носились они там с нами, ох как гоняли по уставу!

– Ванна готова, – выглянула из кухни тетя Люба. – Давай,Олечка, милая, иди мойся быстренько, а я пока оладушек напеку, хорошо?

Ольга кивнула и пошла в ванную комнату, спиной чувствуявзгляд Николая.

На маленькой табуреточке уже лежало чистое белье и байковыйхалат, который тетя Люба шила когда-то для передачи Александре Константиновне –как раз перед тем, как ее отправили в лагерь. Тетя Люба тогда сшила дваодинаковых халата: для перемены. Один приняли, а другой почему-то вернули. Онтак и лежал в шкафу с тех пор – на темно-зеленой байке отчетливо отпечаталисьслежавшиеся складки, перечеркнувшие розовые и голубые розаны. Очень красиваябыла баечка, ее тетя Клара Кравченко принесла – нарочно для АлександрыКонстантиновны, для Сашеньки, как она сказала… Все четыре года почему-то никтоне решался надеть халат – ни тетя Люба, ни Ольга, – но сейчас девушка смотрелана него с восторгом. И на чистые чулки в наивную школьную «резиночку», и накруглые подвязки (совсем новые, не растянутые, значит, хорошо будут держатьчулки!), и на розовые трикотажные штаники, и на сорочку с самодельнойтети-Любиной вышивкой на груди, около бретелек, и на шерстяные носки, и намягкие войлочные, самодельные домашние чуни она тоже смотрела, будто накакое-то чудо.

Налюбовавшись, наконец скинула с себя все грязное,отвратительное, свернула в тючок и выкинула за порог: не могла видеть этихвещей, не могла уже терпеть их ужасного запаха.

Заодно она попыталась выкинуть из головы все мысли. Исначала ей даже удалось. Но чем дольше Ольга сидела в ванне, чем чищеотмывалась, тем настойчивей возвращались воспоминания. Они были такимитяжелыми, что Ольге показалось, будто голова ее клонится, как если бы на шеюнавязали камень. Вот-вот нырнет в ванну и утонет под его тяжестью! Слезысрывались с ресниц и падали в мыльную, уже остывшую воду.

Неизвестно, сколько прошло времени, когда девушка услышаладеликатное, но настойчивое постукивание в дверь.

– Что? – спросила, шмыгнув носом.

– Олечка, с тобой все хорошо? – послышался голос тети Любы.– Ты там уже час сидишь. Вода, наверное, остыла. Оладьи давно готовы, выходискорей!

– Иду, – отозвалась Ольга. – Уже иду.

В самом деле, хватит мокнуть. Грязь она смыла, апереживания… Что в них проку? Нет от них никакого толку, это она уже давнопоняла!

Ольга постояла перед зеркалом, разглядывая свои влажныеволосы, которые всегда после ванны завивались крутыми кольцами. Завились исейчас, отчего осунувшееся лицо стало совсем детским.

Вот как… А она-то думала, что теперь волосы у нее навсегдаостанутся прямыми и жесткими, как пакля. И думала, что постарела лет на десять,а на самом деле какая-то пионерка смотрит из зеркала…

Почему-то Ольга совершенно забыла про присутствие Монахина иискренне удивилась, увидев его:

– Как же ты будешь в свою часть возвращаться? Ведькомендантский час. Или у тебя пропуск есть?

– Коля у нас переночует. В моем кабинете, на раскладнойкровати, – ответил дед. – Зачем же идти в такую пору? Его часть за городомстоит, сейчас никак туда не добраться.

Ольга чуть приподняла брови, но ничего не сказала.

– Кушай, моя деточка. И ты, Коленька, кушай, – хлопоталатетя Люба, стараясь смягчить неловкое молчание, повисшее в комнате.

Николай лениво жевал, исподлобья поглядывая на Ольгу.Конечно, ему гораздо больше хотелось бы провести ночь не на раскладушке вхозяйском кабинете, а в другой постели. И Николай мечтал: вот все уснут, и онпроберется к Ольге в комнату. Он думал только об этом весь долгий-предолгийчас, который она провела в ванной. Его не охладила отчужденность первойвстречи. Оля устала, явно не в себе… К тому же девушка и должна бытьнедотрогой. За четыре года учебы, а потом и службы в Одессе (перевестись в Энскудалось с трудом, только после начала войны) Николай соскучился по недотрогам.Там, в Одессе, он имел дело совсем с другими девчонками!

Но что-то Ольга по-прежнему держится холодно. Может быть,сердится, что он уехал, не сказав куда, что потом не писал? Все-таки в тевремена у них уже были отношения … Ну и что? Николаю всегда казалось, вернее,он как бы чувствовал, что все произошло случайно, от той тоски, в которой тогдапребывала Оля, не от любви. Это его обижало, делало отношения какими-тонестоящими, временными. Поэтому он уехал, не прощаясь. Поэтому не писал. Чтотолку писать? Он знал, что когда-нибудь вернется. Он хотел появиться, таксказать, на щите, хотел, чтобы у Ольги сгладились воспоминания о том, прежнемКольке Монахине, который даже не растерялся, а просто-напросто потерялся, когдалишился всего, что с таким трудом получил, чем так гордился, – лишился иуниверситета, и комсомола, и незапятнанного имени.

Какое счастье, что он тогда сам написал заявление об отчислениис факультета! Какое счастье! Если бы он был изгнан, его никогда не приняли бы влетную школу…

Теперь он стал другим человеком. Теперь он все начинаетзаново. И заново же нужно строить личную жизнь, это понятно. Но как странно: еени с кем строить не хочется – только с Ольгой, все с той же Ольгой Аксаковой.

Только она как-то странно себя ведет, честное слово! Какогохолоду на себя напустила! Тут что-то не то.