Ставка на Проходимца - Илья Бердников Страница 9

Говорят, мы бяки-буки…

Атаманша

— Полтора часа сна, после чего хороший обед — и ты будешь как новенький!

Я с некоторым недоверием рассматривал этого тщедушного, преклонных лет человечка с загорелым узким лицом и пронзительно-синими глазами, который минуту назад, когда я вошел в распахнувшиеся створки металлической двери, встретил меня наставленным в упор стволом крупного калибра, а сейчас, отложив оружие в сторону, шустро раскатывал на инвалидной коляске по уставленной всякой мебельной и технической всячиной комнате.

— Главное, тебе нужно принять душ и переодеться, — деловито-заботливо сообщил человечек мне и, подкатив к какому-то пластиковому боксу солидных размеров, отвел в сторону полупрозрачную дверцу. — Прошу в личную мойку господина Браха! Только Брах уже вряд ли омоет в ней свои объемные телеса… Да не стой у дверей, раздевайся и — в душ!

Я осторожно заглянул внутрь бокса. На камеру пыток он был мало похож, действительно: душевая кабинка. К слову: довольно-таки уютная и, похоже, неплохо оборудованная. Хотя нацисты в концлагерях тоже могли в душевые подать либо воду, либо — смертельный газ.

Человечек, заметив мои колебания, усмехнулся и протянул ствол, которым до этого угрожал:

— Возьми с собой, если боишься.

Я взял оружие, похожее на обрез дробовика с магазином, пожал плечами.

— От возможного удара током и прочих ловушек меня это не спасет, верно?

— Если бы я хотел от тебя избавиться, — хмыкнул человечек, — я бы уже это сделал.

Он протянул мне тонкую сухую кисть:

— Петер Жипка, в прошлом — член национального королевского географического общества, потом — раб господина Браха, в настоящем — находящийся в неопределенности инвалид, страстно желающий выбраться из этого проклятого города и не менее проклятого мира.

Я, пошевелив мозгами, пожал его ладонь, оказавшуюся неожиданно твердой, и протянул обратно оружие.

— Алексей Мызин, в прошлом — офисный работник, в настоящем — находящийся в неопределенности Проходимец.

Человечек широко распахнул свои небесно-синие глаза:

— Проходимец?! Да тебя, милый мой, мне Бог послал!

Через десять-пятнадцать минут, отмытый, согретый и одетый в поношенный, но чистый и просторный комбинезон, я пил какой-то местный чай и слушал трескотню Петера Жипки, рот которого не закрывался ни на секунду. Несмотря на невероятную болтливость, маленький инвалид был довольно шустрым созданием и хорошо знал свое дело: я, проглотив по его настоянию несколько таблеток стимулятора, чувствовал себя не в пример лучше. Ожоги на кистях рук были обработаны обезболивающей мазью и покрыты какой-то бактерицидной пленкой. К моей шее Жипка прилепил парочку толстых пластырей, объяснив, что они должны постепенно подавать в организм различные полезные вещества. Что ж, я не возражал против такой заботы. Вот только бы умерить немного громкость Жипкиного скрипучего голоса…

— Рабство, понимаешь? Я — член научной экспедиции, повидал всякое, а тут попал в самое тривиальное рабство, причем к представителям негроидной расы! В этом сумасшедшем мире все наоборот: черные — нацисты, а белые — угнетаемый контингент! Ты пей, пей чай… Вот, ешь: концентраты, конечно… но — питательно, живо на ноги поставит. — Жипка подкладывал мне в квадратный судочек какую-то малоаппетитную густую массу бурого цвета, на вкус напоминающую разваренную смесь гречки и овсянки с явным привкусом солидола.

— Так ты с Земли? — сделал я предположение между глотками.

— А ты? — Жипка замер, словно не решаясь поверить в сказанное мной.

Я кивнул головой.

— Русский?

Я пожал плечами:

— Похож?

Жипка мелко, скрипуче рассмеялся, развел руками:

— Вас, как и американцев, легко распознать: у тех такой вид, словно весь мир им принадлежит, у вас — слишком пристальный взгляд и еле различимая осторожность в поведении, замкнутость. Но пить вы мастаки! Как, впрочем, и мы!

Жипка достал из-под стола пузатую флягу, разлил по опустевшим металлическим чашкам мутную жидкость:

— За союз чеха с британским подданством и русского Проходимца!

Я проглотил обжигающую нёбо сивуху, заел бурой жижей из судка.

— Я с Украины, в принципе.

Жипка снова плеснул в кружки, улыбнулся узкой кривой улыбкой. Проговорил грустно:

— На Земле вы одинаково — все русские, что киевляне, что москвичи… а на Дороге… — он опрокинул кружку в рот, отер губы рукавом потертого комбинезона, — на Дороге мы — земляне. И нет разницы какой у тебя разрез глаз, цвет кожи, форма черепа… Все мы — недавние выходцы с Земли Изначальной, которые попали на Дорогу тем или иным образом и не знают, зачем, вообще, они это сделали и что теперь со всем этим многообразием миров, свалившимся им на голову, делать. Я, к слову, сплю и вижу старую Европу, древние стены университетов и модерновые коридоры исследовательских центров. Я хочу туда, понимаешь? Я не знал, когда согласился на участие в секретной экспедиции по исследованию иных миров, что проведу следующие десять лет жалким инвалидом и рабом.

Я сочувствующе покачал головой, ощущая, что начинаю засыпать, — усталость и полный желудок брали свое:

— Экспедиция погибла?

— Практически все. И ни за что. Пион был очень заманчивым объектом исследования: техническое и генетическое развитие на высоте, возможности торговли, сотрудничества… как я понимаю, все это больше интересовало военных: все эти боевые жуки, боевые роботы, боевая химия…

На Шебек нас не пустили — они вообще скрытные, эти шебекцы, — и мы умудрились проникнуть в этот розовый ад, когда основные войны уже прошли, но локальные стычки еще встречались повсеместно. Проникли и… — Жипка ткнул пальцем в свои неподвижные ноги, — изучали недолго: всех членов экспедиции расстреляли эти черные партизаны, которым мы попались через пару дней пребывания на Пионе, а меня оставили в рабах, так как узнали, что я разбираюсь в электронике. — В голосе Жипки промелькнул сарказм, маскирующий скрытую боль. — Только сухожилия подрезали, чтобы не убежал, усадили заботливо в коляску — ведь, чтобы паять проводки, ноги не нужны… Вот так — десять лет…