Ставка на Проходимца - Илья Бердников Страница 5

Смок, при таком морозе нужно срочно просушить ноги.

Малыш

Мне до смерти необходим источник тепла.

Эта мысль преследовала меня, жужжа в мозгу, словно китайский мотороллер. Если я хочу выжить, мне нужно двигаться, а чтобы двигаться, мне стоило отдохнуть. Возможно, даже подремать часок-другой. Спать же в такой холодной сырости, какой был пропитан до сантиметра мертвый город, — граничило с безумием. Значит, мне нужно отыскать укромный уголок, где я смогу передохнуть темное время местных суток — часов шесть-семь, — и мне стоило позаботиться о том, чтобы там горел огонь. Хоть какой-нибудь. Хоть из чего-нибудь… И значит, мне нужно найти какое-то подобие дров.

Мне не хотелось идти искать дрова или какой-нибудь дровозаменитель. Мне казалось, что если я выберусь из города, то на окраине меня будет поджидать автопоезд, где — горячий чай, бутерброды, удобная мягкая полка…

Только у меня не было никаких сил на то, чтобы пройти несколько километров через развалины города.

Значит — отдых, костер, дрова…

— Как же мне неохота вас искать! — раздраженно пробурчал я, обращаясь к гипотетически где-то существующим дровам. — Вот бежал бы мимо какой-нибудь Буратино недоструганный… Я бы его оприходовал в костерчик и спасибо даже сказал бы…

Но буратины отчего-то никак не желали пробегать мимо: видимо, догадывались об уготованной им незавидной участи и предпочитали скрываться где-то в своей стране дураков: хоть дурак, да не в костре!

И мне, несостоявшемуся Карабасу, пришлось, постанывая от боли в изможденных ногах, карабкаться вдоль завала, жадно заглядывая в зияющие, после обрушения стен, проемы комнат.

Однако мне повезло: не пришлось палить автопокрышки или еще что-то наподобие, не менее вонючее: жители Пиона, видимо, ценили деревянную мебель, и я заметил среди обломков бетона довольно-таки большой, но порядком изломанный то ли шкаф, то ли шифоньер. Фактура изломов его стенок говорила о дереве, а не пластике или еще каком материале, и я благодарно потащил куски этого шифоньера к ближайшему от вершины завала помещению.

Это был где-то четвертый этаж тридцатиэтажного дома. Одной стены у помещения не было начисто, а в стене, находившейся напротив отсутствующей, виднелась какая-то дверь, что сначала искушала меня заглянуть за нее, да оказалась запертой. Сил выламывать ее у меня не было, к тому же я не хотел рисковать, поднимая шум: кто знает, сколько еще пауков могло затаиться в этом таком мертвом с виду городе, где в любой момент улицы могли очнуться, чтобы подавить любое проявление иной, не похожей на них, жизни.

— Так… вытащить кинжал, нарезать им тончайшие стружки (кинжал резал дерево, как режут мягкое масло острым лезвием)… этим же кинжалом разрезать пополам патрон из автоматного рожка… засыпать порох из патрона стружками…

Я сопровождал все свои действия словами, комментируя последовательность для того, чтобы не дать сознанию отойти в сторону от выполнения задачи первостепенной важности, чтобы не отключиться, пока не будет гореть согревающий огонь.

Зачем столько манипуляций? Ответ прост: у меня не было зажигалки. Так часто бывает, что такая маленькая вещь оказывается способной сохранить человеку жизнь. Или отсутствие этой вещи ведет к потере жизни.

Я аккуратно установил отрезанное донце патрона на порошинки, поставил подобранную неподалеку железку острым углом на кружок пистона и ударил обломком бетона по этому импровизированному бойку. Джек Лондон не подвел: пистон с тихим треском воспламенил порох, а тот — зажег стружки. Я аккуратно подкладывал кусочки шифоньера, который оказалось легче нарезать кинжалом, чем ломать руками или куском бетона. Руки не хотели напрягаться, да так и тише выходило.

Я развел довольно большой костер в углу комнаты, не жалея дерева, тем более что в этом полуобрушенном помещении оказался еще и деревянный стол. Пока костер прогорал, я сделал жалкие попытки хоть как-то оградить этот угол кусками бетона, потом сгреб угли к выходу из этого импровизированного убежища, кинул какую-то влажную картонку на прогретый бетон — ничего, высохнет! — и улегся сверху, положив несколько деревяшек так, чтобы рукой сдвигать их в костер по мере сгорания.

Буквально через минуту я спал.

Разбудил меня холод: руки и ноги замерзли так, что я с трудом распрямил их, разгибаясь из того калачика, в который я свернулся во сне. Костер совсем потух, и даже тончайшая струйка дыма не поднималась над влажным пеплом. За время сна — а проспал я, судя по наручным часам, около четырех часов — дождь сменился снегом, что покрыл тонким покрывалом бетонные развалины. Было достаточно светло: то ли из-за снега, то ли из-за того, что начинался новый короткий день этого розового мира, но видимость была приемлемой и без тактических очков. Тихонько кряхтя и охая, я проплелся к краю комнаты и выглянул наружу.