Рогора. Пламя войны - Даниил Калинин Страница 12

Лето 760 г. от основания Белой Кии

Броды через Данапр, высокий берег реки

Аджей Руга

Теплая летняя ночь подходит к концу. Глубоко, полной грудью вдохнув сырой от близости реки воздух, в котором явственно чувствуется запах свежевскопанной земли, я окинул взглядом извилистые апроши , развернутые фронтом к берегу. «Драконы» уже докапывают… Быстрее бы. Враг скоро покажется, а ведь воинам нужно хоть немного отдохнуть перед битвой.

Сколько их уцелело и смогло вновь встать в строй? Да две неполные сотни из пяти… А ведь все так хорошо начиналось!

К запаху реки, влажному и отдающему чуть-чуть затхлостью, добавился вдруг легкий аромат луговых трав, обильно растущих в поймах Данапра. Точь-в-точь так же пахло всего две ночи назад. Крепко смежив веки, я мысленно перенесся туда, заново переживая восторг схватки.

Легкое дуновение по-летнему теплого, мягкого ветра с полей донесло до меня сладко-пряный аромат луговых трав. Жадно втянув его в себя до последней капли – словно осушил кубок с горской медовухой , – я чуть подал Аруга вперед. Еще раз окинув взглядом глубокую и узкую лощину, в которой спрятал более половины своих всадников, я вновь с тревогой осмотрел крутые подъемы, по которым нам предстоит подниматься верхом. Хоть бы все удалось…

Быстрее бы уже появились торхи – ждать их с надеждой и тревогой, словно ночную встречу с молодой красавицей, нет уже никаких сил. Терпение вообще не мой конек, но что поделать, терпеть-то надо, тем более я теперь отвечаю не только за себя, но и за жизни сотен доверившихся мне воинов. Чьих-то мужей, отцов, сыновей, просто возлюбленных – кого отчаянно, со всепоглощающей материнской любовью или слепой детской надеждой ждут дома… Да, рождение собственного ребенка заставило меня смотреть на многие вещи иначе. Внезапно появилась не свойственная мне осторожность, привычка все перепроверять, взвешивать и осмысливать, и, наоборот, пропало желание рисковать, влезать в авантюры. На этом жизненном этапе я вдруг понял, что хочу и буду себя беречь – и не потому, что так хочется жить, а потому, что у ребенка должны быть оба родителя, и мама, и папа. И это касается не только моего сына, но и моих воинов – а ведь кого-то из них в ближайшие часы точно заберет костлявая…

А-а-а! Всех сберечь невозможно! Но воевать нужно так, чтобы враг нес максимально большие потери, а твои воины – максимально малые. И именно поэтому я должен взвешивать каждый свой шаг, осмысливать каждое решение…

От гребня холма отделилась одинокая фигура, размахивающая красным флажком. Наконец-то! Сердце начало бухать с удвоенной частотой, разгоняя по телу застоявшуюся было кровь, а рука сама легла на рукоять верной сабли. Через пару секунд я уже и сам расслышал топот множества копыт и рев всадников, почувствовал вибрацию земли. Значит, осталось недолго.

– Приготовьте самопалы. И не шуметь! Торхи не должны заметить нас раньше времени.

Мой приказ легким шелестом разнесся по рядам воинов, повторяемый сотниками и десятниками. Впрочем, вряд ли торхи сумеют расслышать хоть что-то – с таким-то напором преследуя врага! В их ушах свистит лишь ветер – с бешеной скоростью они пытаются настигнуть воинов Карева, практически дотянувшись до них с наступлением сумерек. Знать бы им, что все это спланировано, что войсковой старшина специально не спешил отступать, специально выжидал погоню, уничтожив до того три отряда мародеров-торхов…

Гул, сопровождающий скачку всадников, усиливается с каждой минутой – пока две с половиной сотни воинов Карева не прошли совсем рядом с оврагом. Сейчас они сбросят темп до легкой рыси и выстроятся в две шеренги уже за границей расселины – как и было задумано. А степняки, увидев замедлившегося противника, предадутся инстинктам природных хищников и без оглядки бросятся вперед… Тем более что выглядеть все будет так, словно отряд рогорцев уже не может оторваться от преследования и решил погибнуть с честью.

А вот и торхи – их полуживотный вой и гиканье резко ударили по ушам, а до обоняния донесся запах давно немытых тел – что всадников, что лошадей.

Все начнется с минуты на минуту.

Грохот сплошного залпа огнестрелов пронзил вступающую в свои права ночь, словно раскат грома.

Ну наконец-то!!!

– Рогора, к бою!!!

Ярость, предвкушение скорой схватки, врожденная ненависть к степнякам – все эти чувства словно материализовались в крови и разлились по жилам жидким пламенем. Сгоряча бросаю Аруга вперед, к одному из подъемов, что мы смогли укрепить на пологих склонах оврага. Несколько секунд скачки – и я одним из первых миновал гребень расселины, обнаружив врага всего в нескольких десятках локтей от себя. Заметили нас и торхи. Часть кочевников смешались, осознав, что попали в засаду, но наиболее стойкие и яростные бросились навстречу. До столкновения остается всего несколько секунд…

Из плотной толпы степняков, уже неясно видимых из-за сгустившихся сумерек, отделилась фигура крупного всадника на мощном жеребце, уверенно направившего скакуна в мою сторону. В его руках плотно зажато длинное копье – и кажется, что наконечник направлен именно в мою грудь. Впрочем, видимо, так и есть.

Ветер свистит в ушах, сердце бешено гоняет кровь, а его стук, словно удары молота, отдается в висках. Направив Аруга навстречу, я прикрыл левую, уязвимую сторону клинком сабли, подняв рукоять к голове, – готовый блок.

Вот и противник – в звериной ярости скалящееся лицо, пена на губах скакуна и острие наконечника, устремившегося к моей плоти…

Рывок! Натянув поводья, осаживаю скакуна, бросив его влево – и одновременно рублю наискось саблей, сверху вниз, направо от себя. Противник в последний миг нацелил удар копья в голову, а не в грудь, и древко с заточенным клинком на конце с устрашающей скоростью просвистело справа, всего в паре вершков от лица. Мой удар также не нашел цели, лишь кончиком елмани достав правую руку торха. Но в следующий миг степняк пропустил точный укол копья скачущего за мной всадника – он не успел верно направить свое оружие раненой рукой…

Следующий враг налетает на меня с бешеным визгом, чертя саблей над головой стальной круг. Наметив удар сверху вниз в голову, он тут же изменил его направление и вместо этого рубанул наискось, от себя. Встретив вражеский клинок у самого лица заставой, с силой отталкиваю его и рублю в ответ. Торх лишь откидывается в седле, пропуская перед собой режущую кромку елмани, одновременно уколов саблей навстречу. Его клинок больно чиркнул по кирасе, но острие соскользнуло со стали доспеха, однако, будь в руках торха кончар или палаш, атака врага имела бы полный успех!