Повседневная жизнь Москвы в Сталинскую эпоху. 1930-1940 года - Георгий Андреевский Страница 9

А как было бы здорово самому побывать в той Москве! Сколько можно было бы увидеть и узнать интересного! Думая об этом, я даже представил себе, как я иду весной 1940 года по улице Горького, а навстречу мне шагает старый знакомый моих родителей, тот, который подарил мне игрушечную пожарную машинку. Он еще не стар, полон сил, что-то несет под мышкой. «Подойти, что ли, – подумал я, – поздороваться, объяснить. Не поверит ведь, примет за сумасшедшего. Да и стоит ли к нему подходить, он ведь даже на похороны отца не пришел, да и потом ни разу не позвонил. Бог с ним, пусть идет своей дорогой…»

Интересно, ведь в той Москве я мог бы встретить своих будущих учителей, а уж сколько замечательных писателей, артистов, да и просто людей, помнивших прежнюю жизнь и унесших свою память в могилу, увидел бы я! Как было бы здорово закрыться с таким человеком в уютной комнате, пить сладкий чай с лимоном и слушать, слушать, слушать.

А с каким интересом бродил бы я по городу, вглядывался в лица прохожих, заглядывал во дворы и подворотни, ища знакомые с детства уголки!

К тому же, путешествуя в Прошлое, ты застрахован от всяких нелепостей и попаданий пальцем в небо, как это случилось не только с Томасом Мором и Кампанеллой, но и с шестиклассниками одной московской школы, рассказавших о своем путешествии в 1995 год в первом номере журнала «Пионер» за год 1945-й. Они даже решили сохранить этот номер журнала для того, чтобы, дожив до 1995 года, сравнить увиденное в путешествии с реальным будущим.

На что же в своем путешествии они обратили внимание? Во-первых, прилетев на каком-то летающем аппарате в наше время, они оказались на большой площади. Оглядевшись, увидели огромное здание, а на нем возвышающуюся над всем городом фигуру человека с поднятой рукой. Ленин! – закричали они радостно. Конечно, это был он, Владимир Ильич, точно такой же, как на картинках и открытках с изображением Дворца Советов. Дворец тот должен был стоять напротив станции метро, которая еще до войны называлась «Дворец Советов» (ныне «Кропоткинская»). Интересно, что бы подумали эти дети, если бы исполнилось их желание и они оказались в Москве 1995 года, где на месте Дворца Советов увидели бы храм Христа Спасителя, который снесли еще до войны? Решили бы, наверное, что заехали не в ту страну.

Впрочем, как видно из рассказа, помимо вполне предсказуемого дворца, путешественники увидели в Москве всякую фантастическую чепуху, которой обычно изобиловала фантастическая литература: полеты пассажирских ракет на Марс и Луну, избавление человечества от всех болезней и т. д. и т. п. Кроме того, в будущей Москве их удивило то, что на Пушкинской площади росли апельсиновые деревья, а на месте Гоголевского бульвара зеленела бамбуковая роща. И все это только потому, что москвичам просто захотелось пожить в субтропиках!

Вообще говоря, мечта об изменении московского климата будоражила фантазию наших писателей давно. Автор одного из фантастических рассказов, опубликованного еще в 1925 году, мечтал о том, что советские люди, научившись нагревать Землю, создадут в Москве тропический климат, а кататься на коньках будут летать в Сахару.

Фантазии русских писателей, в отличие от западных, мечтавших о кладах и миллионах долларов, ограничивались теплом и хлебом – такими простыми и, увы, не всегда доступными нам вещами. Происходило это, наверное, оттого, что многие фантастические книжонки писались голодными авторами, в холодных, нетопленых комнатушках.

Сегодня мы стали осторожней в своих прогнозах на будущее. А ведь не так давно нам казалось, что советская власть простоит еще лет триста. Наши же соотечественники в 1925 году были смелее, они полагали, что уже в 1960 году мировой Совнарком и Коминтерн будут распущены.

Теперь, думая о будущем и вспоминая о путешествии шестиклассников в Москву 1995 года, нельзя исключить того, что когда-нибудь, в соответствии с научными прогнозами, климат Земли потеплеет, на том месте, где теперь находится Россия, будут жить негры или китайцы. Они будут питаться апельсинами, выросшими на месте Таганской площади, или молодыми побегами бамбука с берега реки, называемой когда-то Москвою. Но случится это, надеюсь, не через пятьдесят лет, а несколько позже.

Вот какие дурацкие мысли лезут в голову после прочтения маленького фантастического рассказа.

И не они одни. Под влиянием фантастических рассказов мечта о приобретении в личное пользование «машины времени» стала овладевать мною все больше и больше. Я стал искать любую возможность для того, чтобы отправиться в путешествие и, конечно, не в Будущее, а в Прошлое. Зачем лететь туда, где тебя никогда не будет, где тебя никто не ждет и тебе не рад?

Вспомнив, что библейский царь Соломон мог путешествовать во времени, а не только разговаривать со зверями и птицами, я прочитал все три тысячи его притчей и тысячу пять песен, поговорил с одним изобретателем «машины времени», спрашивал в аптеках таблетки для долголетия черепах, подолгу смотрел в лиловые глаза ворона, обивал пороги психиатрических клиник, умоляя познакомить меня с теми, кто возомнил себя Берией, Воландом или Глебом Жегловым. Но все было напрасно. Правда, однажды мне повезло. В скверике, у памятника Пушкину, я разговорился со стариком в рваной одежде, лохматым и грязным. После того как я помог ему приобрести нечто опохмеляющее, он пришел в себя и под большим секретом сообщил о том, что когда-то был членом Союза советских писателей, жил весело и беззаботно, сочинял брошюры про рабочих, а те за это зачислили его в свою бригаду и работали за него. Он же получал зарплату. Плохо, что ли? Живи – не хочу. Так нет. Начитался он Солженицына в самиздате и решил, что надо бороться с существующим строем за очередное светлое будущее. Из Союза писателей его, конечно, исключили, зарплату платить перестали, и стал он беден как церковная мышь. Может быть, поэтому и потянуло его в религию. Крест на шею повесил, просил у Елоховской церкви милостыню, веру православную проповедовал. Все было хорошо, если б опять не подвела его страсть к чтению. Взялся за Ветхий Завет. Читал, читал его и, наконец, разочаровался. «И, главное, что обидно, – думал он, – писали-то его, видать, не глупые люди, да только как будто у следователя на допросе: как что плохое случится, так значит Бог наказал. Только по наказаниям Бога – то и знали. А тот и рад стараться. Чтобы не забывали, все наказывал да наказывал. До того донаказывался, что его подопечные земли своей лишились. По всему свету разбрелись. И теперь нельзя понять, кто больше в мире зла сотворил: дьявол своими происками или Бог своими наказаниями. Вот, к примеру, хотя бы история с Адамом и Евой. Создал их Бог, а дьявол им только объяснил, кто они такие есть. Так Бог их за это из рая прогнал и разными болезнями наградил. В общем, не понравился ему этот Бог. „А еще говорят, Бог есть любовь! – возмущался старик. – Какая же это любовь, если за нее из рая выгонять?“ И обратился он тогда к Евангелию. Только начал читать, как сразу столкнулся с несуразностью. Было в нем написано: „Авраам родил Исаака…“, ну и так далее, одним словом, родословная Иисуса Христа, а потом оказывается, что эта родословная к Иисусу никакого отношения не имеет: зачат-то он был до того, как Мария вышла замуж за Иосифа. И оказывается, что папашей Христа был сам Бог. Но тогда, спрашивается, какой? Над Израилем и Иудеей тогда один Бог был, еврейский. Оказывается, нет. Был еще другой, при котором и состоял Христос в чине Бога-Сына и еще некто состоял в чине Святого Духа. Что за субстанция – вообще непонятно. Задумался старик и над подвигом Иисуса. Тот, конечно, много пережил. Поиздевались над ним и римляне, и соплеменники, это факт. Но как это допустил отец его небесный, вот вопрос? Даже крест не помог нести. А что ему это стоило, Богу-то? Да и любил ли папаша при такой обстановке своего сынка? Вот вопрос. Зачем воскресил его, перед тем как на небо вознести? На небо, в рай, и так попасть после смерти можно. Может быть, для того и воскресил, чтобы он на небо не попал?