Взаперти - Елена Филон Страница 3

— Нет, мы хотим услышать продолжение, — малютки и не думают отправляться в спальную, пока не дослушают сказку до конца — такими были условия, — и бабушка, вздыхая, сдается.

Раскачиваясь в кресле-качалке, обратив взор к пламени, что острыми язычками играл в камине, женщина сжала в ладони крохотный кулон-снежинку, что с детства носит на шее и, добро улыбнувшись внучкам, решила закончить рассказ:

— Каждый раз, по зову метели, приходя к стеклянному шару, в котором давным-давно темная магия заточила его невесту, превратив в ребенка и лишив памяти, волшебник по крупицам терял волшебство, рискуя однажды навеки-вечные исчезнуть, но любовь к девочке была настолько сильна, что он готов был заплатить любую цену за ее освобождение. И он заплатил. Той ночью, волшебник выполнил свое обещание…

— А вот и нет, — звонко перебила Эмма. — Волшебник обещал, что однажды он и его возлюбленная будут вместе, а вышло, как-то неправильно.

— Ничего ты не понимаешь, — фыркнула Пэм, — волшебник потратил все оставшееся у него волшебство, чтобы разрушить чары и освободить свою любимую из заточения. Это называется — жертва, принесенная во имя любви. Глупая ты.

— Сама ты глупая, — Эмма показала Пэм язык и, сложив руки на груди, демонстративно отвернулась к камину.

— Девочки, — мягкая улыбка коснулась губ бабушки, а глаза наполнились влагой, которую женщина старательно пыталась сморгнуть. — Вам пора спать, мои хорошие. Уже очень поздно.

— Невеста просто исчезла. Не освободилась, с любимым не осталась, а просто взяла и растаяла в воздухе, как бабушка говорит, — продолжала стоять на своем Эмма. Широко зевнула, поцеловала бабушку в щеку и потянулась к двери. — Какой в этом смысл? — продолжила спор с сестрой.

— Невеста обрела свободу, — раздраженно вздохнула Пэм. — В этом и есть смысл. Волшебник, пожертвовав силой и своей свободой, спас от ужасной судьбы возлюбленную.

— Он мог бы просто попросить кого-нибудь разбить этот шар.

— Это сказка. Глупая ты. Никого он не мог попросить.

— Сама ты глупая.

Бабушка умиленно улыбалась, наблюдая за спором любимых внучек, пока те, тихонько, чтобы не разбудить родителей в соседней комнате, прошмыгнули в приоткрытую дверь и на том смолки. А следом, в гостиную, вальяжно и широко зевая, зашел огромный рыжий кот, который живет в этом доме столько, сколько старая женщина себя помнит. Все гости, узнав, сколько этому пушистику лет, диву даются, и принимают столько странную информацию за неудачную шутку хозяев, ведь коты попросту столько не живут.

"Верно, коты столько и не живут", — мягко улыбаясь, всегда соглашается женщина, и никто не замечает хитрых искорок, что в этот момент блестят в ее глазах.

Хорошенько потянувшись, и зевнув еще пару-тройку раз, усатый житель дома потерся о ногу своей пожилой хозяйки, недолго, но ласково помурлыкал, прыгнул на пуфик у камина, свернулся калачиком, подобрав под себя чудной хвостик кисточкой, и громко, так по-человечески захрапел.

— Опять по лесу за зайцами бегал, а, Шуршила? — усмехнулась женщина, ласково потрепав своего питомца за ушком, и тот отозвался забавным: "Пвфффрррр". — Спи, проказник.

Алые язычки пламени заплясали в блестящих от слез глазах Амелии, стоило ей пройти к длинной каминной полке и взглянуть на один из множеств стеклянных шаров, что ежегодно дарят ей дети и внуки в канун Рождества.

Внутри каждого из сувениров жила зима, но только один из шаров был особенным. Он был самым большим, самым красивым, и самым значимым для Амелии.

Этот шар был бесценным.

Тот самый, где небольшую холмистую местность припорашивал снежок, редкий лесок огибал половину территории елями и соснами, параллельно ему пробегала узкая речушка с каменистым берегом, вода в которой всегда — замерзшее зеркало. На одном из холмов стояла одинокая деревянная лачужка окаймленная старым покосившимся забором, а на другом — на самом высоком из холмов, сидела маленькая пластиковая фигурка юноши, что словно после долгой пешей прогулки, просто присел отдохнуть.

Белоснежная рубашка юноши казалось непомерно большой для его худощавого тела, как и мешковатые штаны, закатанные по колено, а из-под серой шляпы с полями выбивались угольно-черные локоны и так забавно торчали во все стороны, что Амелия вновь не смогла сдержать хоть и полной грусти, но улыбки.

Осторожно, будто прочное стекло из пыльцы соткано, Амелия несколько раз потрясла шар, и внутри метелью закружился рой из снежинок. С любовью и непосильной тяжестью на сердце, с которой живет уже много-много лет, женщина провела подушечкой пальца по гладкой поверхности, выведя невидимый узор, и достала карандаш и маленький блокнотик на пружинке из кармана теплого халата.

"Здравствуй, мой дорогой Кайн."

"Первейшая из человеческих добродетелей — это способность и воля к самопожертвованию, к тому, чтобы отодвинуть на задний план свое "я", если этого требует долг, требует любовь."

КОНЕЦ