Сказки Круговерти. Право уйти - Татьяна Устименко Страница 12

– Э? Вообще-то я хотел через пустошь срезать и выйти к Белгродненскому тракту… – замялся Иль, озадаченный такой заботой со стороны малознакомых попутчиков.

Арьята и Шири переглянулись и одновременно покрутили пальцами у висков.

– Парень, если тебе нужно в Белгродно, то можем тебя провести, – неожиданно для себя предложил Шири. – Но через пустошь мы не пойдем, чревато лишними проблемами, – покачал головой Поводырь.

– Но через Далеград дольше! – попытался возразить юноша, которого стремление Шири помочь ему во всем уже начало порядком раздражать. Какого лешего он к нему так прицепился? Что-то подозревает? А если подозревает, то что именно?

– Дольше, зато безопасней, – назидательно воздела палец кверху Арьята, поддерживая товарища. – Более того, нам не повредит пополнить отощавшую мошну, а на пустоши, кроме праздно шатающейся нежити, иных слушателей, увы, нет. Следовательно, и платить бедному менестрелю некому. Посему мы идем в Далеград, а потом, раз уж так сложилось, в Белгродно.

Иль, насупив брови, сосредоточенно рассматривал носки своих изрядно запыленных дорожных ботинок. Он и сам понимал, что идти через пустошь в одиночку опасно, но с другой стороны, уж точно не опасней, чем вместе с этими… Этим… До сих пор страшно вспоминать, во что Шири превращается. И пусть Арьята утверждает, будто они нашли его без сознания, сам-то он прекрасно помнил, что потерял сознание после того, как пытался оттолкнуть Поводыря прочь от умирающего Энгарта. Но больше всего его пугало отнюдь не это… Смерть, каким бы мистическим существом она ни являлась, все же оставалась более проста и понятна – в любой момент Иль мог прочесть ее мысли. А вот Шири по-прежнему был чистым листом. Как ни бился он над проблемой, но прочесть Поводыря так и не смог. До этого единственным человеком, который оказался для него таким же «чистым листом», оставался отец. Но в семьях телепатов всегда так: родители не могут читать детей, а дети родителей… А здесь…

– Ладно, – наконец буркнул он, прерывая свои размышления, – я с вами. Все равно после гибели мастера Энгарта мне некуда деваться.

– Значит, Энгарт был твоим учителем? – уточнила Арьята. Смерть все больше утверждалась в мысли, что с этим юношей что-то не так. Он явно старше, чем кажется. И если это так, то какой же из него, к черту, юноша? Потоптавшись немного вокруг этой мысли, менестрелька досадливо плюнула и прекратила терзаться размышлениями. Ладно, прикидываться валенком, то бишь юношей, еще никто не запрещал. Она и сама пару раз прибегала к подобным уловкам. Придет время, разберемся…

– Да… И хватит уже на месте топтаться! Солнце высоко! – резким срывающимся голосом почти выкрикнул Иль, шагая на дорогу.

Смерть и ее верный Поводырь переглянулись и последовали за ним.

– Кажется, я уже начинаю жалеть, что мы согласились провести его до Белгродно, – задумчиво пробормотал Шири, глядя на напряженную спину юноши, плечи которого чуть заметно вздрагивали.

– Да ладно тебе, – так же тихо откликнулась девочка, – хороший паренек. Толк из него выйдет.

– Угу, а бестолочь останется… – фыркнул Поводырь.

– К тому же две головы хорошо, а три…

– А три – это уже Змей Горыныч! Daeni, я злюсь не потому, что он мне не нравится, – Шири понизил голос до полушепота, – а наоборот!

– Как это? – не поняла намека Смерть.

– Потому, что он нравится мне как женщина! – прошипел Поводырь, заливаясь краской. Впервые поймав себя на оной мысли еще у озера, ему очень захотелось постучаться головой о дерево, дабы избавиться от некстати прорезавшейся странной симпатии. Да только вряд ли бы это священнодейство принесло успех…

– Может, он и есть женщина? – вопросительно вскинула бровь менестрелька. – Знаешь, я как-то над этим не задумывалась… Путешествовать в компании незнакомцев и кричать на каждом углу, что ты дама, чревато последствиями, понимаешь ли…

– Daeni, я что, по-твоему, не в состоянии одно от другого отличить? – возмущенно прошипел Поводырь. – Ты забыла, как я его на своем горбу полдня тащил?

– Ну, так тащил же, а не щупал, – пожала она плечами.

– О боги… ужас… позор мне на мои седины… – Шири запустил пальцы в растрепанные волосы и отчаянно подергал за пряди.

– Ну, солнышко, – Арьята успокаивающе погладила его по руке, – успокойся. Разнообразие время от времени требуется во всем.

Поводырь, не ожидавший от своей верной подруги такой подлости, вытаращился на нее, словно благородная девица на таракана в своей пудренице, и несколько секунд просто открывал и закрывал рот, не в силах выдать достойного, а тем паче – цензурного ответа.

– Да шучу я, шучу, – хихикала девчонка, довольная своей выходкой.

– Ну, знаешь ли, daeni!

– Тихо-тихо, сейчас пар из ушей пойдет…

Раздраженно сплюнув на дорогу, Шири отвернулся от Арьяты, продолжив путь в молчании.

Все слышавший Иль, взбивая фонтанчики пыли, шел впереди, изо всех сил стараясь, чтобы не было заметно, как вздрагивают его плечи. По лицу паренька катились крупные злые слезы…

Дом барона Йожефа Тарницы окутывала мрачная, почти зловещая тишина. Уже несколько дней среди домочадцев и прислуги кочевала весть о том, будто старший сын барона, Кристоф, слег и находится при смерти. Страшный удар для семьи, ведь парню едва исполнилось двадцать. Неизвестный недуг внезапно свалил доселе ни на что не жаловавшегося молодого человека и теперь неотвратимо вел его к могиле. А посему все обитатели роскошного полузамка-полуособняка в сердце Далеграда говорили только шепотом и ходили на цыпочках. А еще ближе к вечеру по дому пополз слух, что молодой господин совсем плох… И по всему видно – стать наследником в скором времени предстоит не кому иному, как заму-хрышке Эдану, младшему сыну благородного барона. Нелюбимому и презренному отпрыску рыжей Эвелины, второй жены господина Йожефа, почившей в мире сразу после рождения сына.

Поговаривали, что барон вообще не хотел признавать ребенка своим. Ибо уродился тот рыжеволосым, как мать, и с необычайно тонкой статью. Тогда как сам Йожеф Тарница был темноволос и кряжист, словно медведь, и поэтому изначально называл малыша бастардом. Но потом вдруг передумал и дал мальчику свое имя… И более ничего не присвоили младшему отпрыску, а вообще-то по закону полагалось выделить ему хотя бы коня и меч. Впрочем, данное имущество сейчас было юноше ни к чему, ибо жил он пока при отце, хоть и исполнился ему уже шестнадцатый год. Да и барон строго-настрого запретил сыну покидать пределы имения.

Слуги и домочадцы, стремясь угодить хозяину, обращали на Эдана внимания не больше, чем на таракана, ползущего по потолку, и норовили при случае пнуть его побольнее. Однако с каждым годом все реже и реже, потому как к шестнадцати годам внешне хрупкий, субтильный юноша мог вполне уверенно дать сдачи, а то и вызвать на дуэль. А вот кто, вопреки строгому запрету старшего Тарницы, обучил младшего сына владеть мечом, так и не выяснили.