Маскарад - Мелисса де ла Круз

Площадь Сан-Марко заполонили голуби. Сотни голубей —толстые, серые, коренастые, молчаливые — клевали оброненные беззаботнымитуристами кусочки слоеных булочек и хлебные крошки. Был полдень, но солнцепряталось за тучами, и на город опустилась мрачная пелена. Пустые гондолывыстроились вдоль причалов. Гондольеры в полосатых рубашках стояли, опираясь навесла, и ожидали клиентов, а те все не шли. Начался отлив, и на фасадах зданийстали видны темные пятна на том уровне, куда вода доходила во время прилива.

Сидевшая в кафе Шайлер ван Ален примостила локти на шаткийстолик и подперла голову так, что подбородок ее спрятался в высоком воротнике«хомут» слишком большого для нее свитера. Шайлер была вампиром, Голубой кровью,последней из ван Аленов — некогда видного нью-йоркского семейства, влиянию ищедрости которых Манхэттен был обязан своим нынешним видом.

В былые времена имя ван Аленов было синонимом могущества,привилегированного положения в обществе и меценатства. Но та пора давно минула,и за прошедшие годы финансы семьи истаяли. Шайлер привычнее было экономитькаждый цент, чем швырять деньги в дорогих магазинах. Ее наряд — черный свитердлиной почти до колен, подрезанные и обтрепанные леггинсы, армейская куртка ипоношенные мотоциклетные ботинки — весь был куплен в секонд-хенде.

На любой другой девушке этот небрежный ансамбль смотрелся бытак, словно она подобрала выброшенное каким-нибудь бродягой, но на Шайлер онказался королевским одеянием, и в сочетании с ним ее милое личико в формесердечка выглядело еще более привлекательным. Шайлер была сногсшибательнокрасива: нежная молочно-белая кожа, глубоко посаженные синие глаза и пышныеволосы цвета воронова крыла. И красота ее делалась еще неотразимее, когдадевушка улыбалась, хотя этим утром ей было не до улыбок.

— Ну, выше нос, — сказал Оливер Хазард-Перри, поднося кгубам чашечку с эспрессо. — Что бы ни случилось — ну, или не случилось, — но мыполучим свой небольшой перерыв. А этот город великолепен. Ну, признай — ведьнаходиться в Венеции куда приятнее, чем торчать в химической лаборатории.

Оливер был лучшим другом Шайлер еще с самого детства —долговязый красивый юноша, улыбчивый, с копной непослушных каштановых волос итеплыми карими глазами. Он был наперсником Шайлер, соучастником проделок и, какона узнала не столь давно, ее проводником — человеком, в силу традицииисполняющим при определенном вампире роль помощника и левой руки, с позициивозвышенного рабства. Именно стараниями Оливера Шайлер сумела так быстропопасть из Нью-Йорка в Венецию. Он уговорил своего отца, и тот позволил имсопровождать его в деловой поездке по Европе.

Несмотря на бодрый тон Оливера, Шайлер осталась мрачна. Шелпоследний день их пребывания в Венеции, а они так ничего и не нашли. Завтра ониулетят обратно в Нью-Йорк с пустыми руками. Путешествие оказалось совершеннобезрезультатным.

Девушка принялась отдирать этикетку от своей бутылки«Пеллегрино», осторожно, так, чтобы та превратилась в длинную тонкую полоскузеленой бумаги. Шайлер не желала быстро сдаваться.

Почти два месяца назад на бабушку Шайлер, Корделию ван Ален,напал кто-то из Серебряной крови, смертельных врагов вампиров Голубой крови.Шайлер знала от Корделии, что Серебряная кровь, как и Голубая, — это падшиеангелы, приговоренные к проведению своей бессмертной жизни на земле. Однако жепредставители Серебряной крови, в отличие от голубокровных, поклялись вверности изгнанному Князю небес, самому Люциферу, и отказались подчинятьсякодексу вампиров, строгим этическим правилам, которые, как надеялись вампирыГолубой крови, должны были помочь им со временем вернуться в рай.

Корделия была официальным опекуном Шайлер, которая не зналасвоих родителей: отец умер еще до ее рождения, а мать вскоре после родов впалав кому. Корделия держалась с внучкой холодно и отстраненно, но она была единственнойродственницей Шайлер, и та, как бы то ни было, любила бабушку.

— Она была уверена, что он должен быть здесь, — сказалаШайлер, мрачно кидая крошки голубям, собравшимся у их столика.

Девушка повторяла это с самого их приезда в Венецию.

Нападение твари Серебряной крови отняло у Корделии многосил, но, прежде чем бабушка Шайлер, угаснув, перешла в пассивную стадию —принадлежащие к Голубой крови были бессмертны и постоянно возрождались, — онаубедила внучку в том, что ей крайне необходимо отыскать ее пропавшего деда,Лоуренса ван Алена. Корделия была уверена, что именно в нем кроется ключ кпобеде над Серебряной кровью. Перед кончиной бабушка велела Шайлер отправитьсяв Венецию и прочесать ее кривые улочки и извилистые набережные каналов впоисках Лоуренса.

— Но мы искали повсюду. Никто здесь и слыхом не слыхал ни оЛоуренсе ван Алене, ни о докторе Джоне Карвере, — со вздохом произнес Оливер,напоминая о множестве предпринятых ими попыток: они наводили справки вуниверситете, в баре «Гарри» в «Киприани» и во всех отелях, виллах и пансионах,расположенных между этими двумя точками.

Имя Джона Карвера Лоуренс носил во времена основанияПлимута.

— Да знаю... Мне начинает казаться, что его никогда и несуществовало, — отозвалась Шайлер.

— Может, она ошиблась? Или слишком ослабела и уже плохосоображала, когда объясняла, куда тебе следует отправиться? — предположилОливер. — Пойди туда, не знаю куда...

Шайлер обдумала этот вариант. Возможно, Корделия ошиблась, авозможно, Чарльз Форс, глава Голубой крови, оказался, в конце концов, прав. Нопотеря бабушки очень сильно подействовала на Шайлер, и девушка былапреисполнена лихорадочной решимости осуществить последнее желание Корделии.

— Я не могу так думать, Олли. Если допущу такоепредположение, то сдамся. Я должна его найти. Должна найти моего деда. Мнеслишком больно думать о том, что тогда сказал Чарльз Форс...

— А что он сказал? — поинтересовался Оливер.

Шайлер упоминала о разговоре, который состоялся между ней иЧарльзом перед отъездом, но без подробностей.

— Он сказал...

Шайлер закрыла глаза и вспомнила их полную напряженностивстречу.

Она пришла тогда в больницу к матери. Аллегра ван Ален,женщина, остановившаяся между жизнью и смертью, была прекрасна и далека, каквсегда. Она впала в состояние кататонии вскоре после рождения дочери. Шайлер неудивилась, обнаружив у постели матери другого посетителя.

Чарльз Форс стоял у кровати на коленях, но при виде Шайлербыстро поднялся и вытер глаза.