Взлеты и падения государств. Силы перемен в посткризисном мире - Ручир Шарма Страница 21

Страдания, причиненные кризисом, могут заставить многие страны требовать перемен, но не все из них будут приветствовать жесткие реформы. Некоторые потянутся к популистам, обещающим легкий путь к процветанию и возврат национальной славы. Именно это объясняет успех Уго Чавеса в Венесуэле и Нестора Киршнера в Аргентине после латиноамериканского кризиса 1990-х. Другие поддержат истинных реформаторов, как США, Великобритания и Китай поддержали Рейгана, Тэтчер и Дэна в 1980-е.

Все трое пришли к власти в тот момент, когда престиж их стран начинал падать после десятилетия, в которое народ стал не без оснований бояться, что страна сдает позиции глобальным конкурентам. В основе кампаний Тэтчер и Рейгана лежали обещания дать отпор социализму как внутри страны, так и за рубежом. Кроме того, оба ставили задачу выйти из унизительного положения 1970-х, когда Великобритания погрязла в долгах и была первой развитой страной, вынужденной обратиться за экстренной ссудой в МВФ. Британские консерваторы открыто жаловались, что их зарегулированное “государство всеобщего благоденствия” стало более левым, чем даже такое социалистическое государство, как Франция. Американцы, пораженные недугом правления Джимми Картера, боялись стать объектом нефтяного шантажа со стороны картеля ОПЕК. Дэн, со своей стороны, развернул свои прагматичные реформы отчасти потому, что, побывав в Сингапуре и Нью-Йорке, увидел, что эти капиталистические страны намного обогнали Китай. Опасение отстать – общий кризис национального статуса – дало всем этим странам мощный толчок к проведению реформ.

Для поколения Рейгана, Тэтчер и Дэна удивительным было то, что в совершенно разных экономических ситуациях все они начали преодолевать кризис с помощью сходных реформ. Медленный рост и высокая инфляция 1970-х в разной степени обусловливались сложными государственными мерами регулирования, и решение, предложенное этим поколением лидеров, создало базовый шаблон для введения свободного рынка. В США и Великобритании этот шаблон включал в себя ослабление централизованного управления экономикой, сокращение налогов и бюрократического бремени, приватизацию госкомпаний и отмену контроля над ценами при одновременной поддержке политики центральных банков, которая играла ведущую роль в обуздании инфляции. В Китае речь шла о том, чтобы позволить крестьянам обрабатывать собственную землю и открыть границы для международной торговли и инвестиций. Результаты деятельности этих лидеров до сих пор вызывают разногласия, но их реформы, бесспорно, внесли динамизм в стагнирующие экономики. Когда в 1980-е стали восстанавливаться США и Великобритания, и в особенности когда начался подъем в Китае, выработанные схемы реформ были взяты за основу новым поколением реформаторов.

К 1990-м под влиянием новой концепции свободного рынка многие развивающиеся страны начали открывать свою экономику для внешней торговли и притока внешних капиталов, и некоторые из них оказались в сложном положении, сделав слишком большие займы у внешних кредиторов. Порожденный заимствованиями валютный кризис разразился в 1994 году в Мексике, в 1997–1998-х прокатился по Восточной и Юго-Восточной Азии, а в последующие четыре года перепрыгнул в Россию, Турцию и Бразилию. Следуя круговороту жизни, кризис снова подтолкнул народы к поддержке реформ. Банкротства и экономический хаос 1998 года привели к тому, что на сцену вышло новое поколение реформаторов: Ким Дэ Чжун в Южной Корее, Луис Инасиу Лула да Силва в Бразилии, Эрдоган в Турции и Путин в России.

Теперь, когда Путин и Эрдоган цепляются за власть, это легко забыть, но именно эта четверка заложила основы растущего профицита государственного бюджета и торгового профицита, снижения задолженности и спада инфляции, что привело к самому сильному подъему всего развивающегося мира. В течение пяти лет, предшествовавших 2010 году, этот подъем фактически избавил бедные страны от страха перед трудными временами, и 97 % развивающихся стран – сто семь из ста десяти стран, по которым есть нужная информация, – начали догонять США в терминах подушевого дохода. Этот показатель в 97 % выглядит особенно внушительно, учитывая, что в предыдущие полвека среднее значение этого показателя – доли развивающихся стран, в которых рост подушевого дохода опережает рост дохода в США, – для любого пятилетнего периода составляло 42 %. Более того, те три страны, которые отставали в период 2005–2010 годов, были маленькими: Ямайка, Эритрея и Нигер. Все достаточно большие развивающиеся страны догоняли США, и лидеры Южной Кореи, России, Турции и Бразилии внесли самый большой вклад в то, что стали называть “подъемом остальных”.

Поколение Кима – как до этого поколение Рейгана – для продвижения своих реформ опиралось на всеобщее ощущение кризиса и униженное состояние нации. Я добавил имя Ким Дэ Чжуна к этому поколению, потому что он был, вероятно, самым впечатляющим проводником перемен в этой группе. Ким окончил всего лишь профессионально-техническое училище и к тому же был выходцем из бедных южных провинций, которыми центр долго пренебрегал. Харизматичный популист, он стал одним из ведущих борцов с диктаторскими режимами, правившими в Южной Корее в 1970–1980 годы, и в этот период неоднократно оказывался в тюрьме. В 1998 году, на пике азиатского финансового кризиса, Ким наконец выиграл выборы – это была первая победа оппозиционного лидера в послевоенной Корее. Он принялся не только наводить порядок в финансах, но и разрушать тайные связи между политиками, госбанками и ведущими конгломератами, которые позволили корейским компаниям влезть в серьезные долги, растаявшие в кризис, и даже поощряли их к этому. Его правительство создало новое агентство, обладавшее полномочиями закрывать наименее стабильные банки и принуждать остальные поддерживать резервы на уровне, покрывающем их кредиты. Ни один из лидеров этого поколения не сделал больше для реформирования базовой структуры экономики страны, чем Ким, и это одна из причин, почему Южная Корея и сегодня продолжает оставаться экономически сильнее России, Турции и Бразилии.

Тем не менее достижения остальных членов четверки тоже были внушительны для их времени и места. Назначенный преемником Ельцина в разгар кризиса рубля 1998 года, Путин затем победил на президентских выборах 2000 года, пообещав восстановить в России сильную власть. Под влиянием таких советников, как Кудрин и Греф, он предпринял серьезные созидательные действия в правильном направлении. Он направил существенную часть прибыли от продажи нефти в резервные фонды и заключил сделку с новым классом российских олигархов, дав им полную свободу в ведении бизнеса, при условии, что они будут держаться в стороне от политики. Чтобы снизить размеры коррупции, связанной с замысловатой системой налогов, собиравшихся многочисленными государственными агентствами, он сократил число налогов с 200 до 16, заменил многоуровневый подоходный налог невысоким единым налогом и уволил всех налоговых полицейских, многие из которых погрязли в коррупции. Снижение налогов фактически привело к увеличению доходов и помогло Путину сбалансировать бюджет. В отличие от Кима он мало что сделал для повышения конкурентоспособности банков и компаний или создания производственных отраслей, но он – впервые после развала Советского Союза – поставил национальные финансы на твердую основу.

Эрдоган пришел к власти в Турции два года спустя, на фоне валютного кризиса и в разгар бушующей гиперинфляции. Как и Путин, Эрдоган поставил экономику своей страны на более стабильную основу, тоже руководствуясь советами компетентных финансовых советников, таких как министр экономики Али Бабаджан. Эрдоган тоже ездил в Лондон и Нью-Йорк, произносил речи об интеграции своей страны в западный мир, заявляя, что именно это является основной задачей его правительства и что демократические принципы свободного рынка “могут быть основой и мусульманского общества”. Он с исключительной ответственностью подошел к управлению финансами страны: реформировал расточительную пенсионную систему, приватизировал проблемные госбанки, провел закон о более плавной ликвидации обанкротившихся компаний и дал клятву поддерживать бюджетный профицит. Какие бы упреки ни вызывала более поздняя деятельность Эрдогана и Путина, трудно отрицать положительное влияние их ранних реформ: в последовавшее за ними десятилетие турки, как и россияне, увидели многократный рост подушевого дохода, превысившего десять тысяч долларов. Обе страны перешли – по крайней мере, на время – из категории бедных стран в средний класс.