Взлеты и падения государств. Силы перемен в посткризисном мире - Ручир Шарма Страница 22

Дорогу свежим лидерам открывает тот тип кризиса, который способствует изменению образа мыслей. Это может быть переход от всеобщего удовлетворения к серьезному потрясению, как в случае с азиатским финансовым кризисом 1997–1998 годов, который мобилизовал на реформы не только корейцев, но и индонезийцев и другие народы. Или же такой кризис может возникнуть в результате тлеющего недовольства, вызванного долговременным снижением экономического роста. Все, кроме одного, из упомянутых выше реформаторов и потенциальных реформаторов – от Тэтчер 1980-х до Путина – появились в странах, которые на протяжении предыдущего десятилетия проигрывали конкурентам: их доля в региональном или глобальном ВВП снижалась. Исключением стал Эрдоган в Турции, которая не уступала своим соседям просто потому, что в других странах этого региона бушевал еще худший экономический кризис.

Не все разделяют изложенную мной точку зрения. Одно из возражений сводится к тому, что Путин и Эрдоган проводили реформы вынужденно, потому что без этого не могли получить ссуды от МВФ, и, следовательно, неверно говорить, что они хоть когда-то были убежденными реформаторами. Однако суть в том, что кризис очень часто вынуждает лидеров проводить реформы, потому что они убеждены в их необходимости, потому что этого требует народ или потому что на этом настаивают кредиторы. Каждому побывавшему в начале 2000-х в Москве или Стамбуле или послушавшему выступления таких убежденных турецких и российских реформаторов, как Бабаджан или Кудрин, было ясно, что Путин и Эрдоган находятся под давлением не только МВФ, но и собственных народов, а также последствий болезненного кризиса. Турция и Россия были готовы к переменам, а Путин и Эрдоган были лидерами, способными провести реформы, потому что были популярными харизматичными фигурами и понимали остроту момента.

Другое возражение заключается в том, что Россия и Турция были захвачены общим для развивающегося мира подъемом 2000-х, поэтому в их устойчивом росте нет особых заслуг Путина и Эрдогана. Однако, хотя удача в виде глобального подъема и сыграла свою роль в успехе этих лидеров, их экономическая политика весьма отличалась от политики Чавеса в Венесуэле и Киршнера в Аргентине. На протяжении цикла экономика России и Турции развивалась гораздо успешнее, чем экономика Венесуэлы и Аргентины: рост был более значительным, а инфляция намного ниже.

То же сочетание везения и правильной политики привело к успеху последнего члена этого поколения – Лулу да Силва в Бразилии. Победив на выборах в 2002 году, он пришел на смену Энрике Кардозу, который начал было обуздывать гиперинфляцию. Но изменить мировоззрение бразильцев и произвести поворот удалось именно Луле благодаря его харизме и популярности. Первый выходец из рабочих среди бразильских президентов, Лула в девятнадцать лет получил производственную травму (потерял палец), и противники характеризовали его так: “псевдонеграмотный и девятипалый синий воротничок”. Многие ожидали, что он возобновит щедрые социальные выплаты, которые за десять лет до этого дали старт гиперинфляции. Страх инвесторов перед Лулой был так велик, что одна лишь перспектива его победы на выборах привела к резкому падению бразильской валюты и фондового рынка, и сам по себе этот кризис стимулировал первые реформы Лулы.

Лула назначил главой Центробанка бывшего руководителя FleetBoston по имени Энрике Мейреллес, который поклялся усмирить инфляцию и сдержал свое обещание, подняв процентные ставки выше 25 %. При Луле экономический рост Бразилии ускорился благодаря международному росту цен на сырьевые товары. Следуя примеру великих предшественников, он соединил базовое понимание того, что нужно стране для возрождения, с умением общаться с народом, необходимым для пропаганды трудных реформ, и таким образом сумел вывести страну из крайне сложного положения.

Следующее мировое потрясение связано с глобальным финансовым кризисом 2008 года. Это был самый глубокий кризис со времен 1930-х, и всякое событие такого масштаба непременно должно было повлечь за собой призывы к переменам. И действительно, кризис вызвал повсеместные антиправительственные выступления – как в форме протестного голосования, так и в форме уличных беспорядков. В демократических государствах избиратели выразили недовольство правительствами. В 2005–2007 годах граждане тридцати крупнейших демократий мира, включая двадцать крупнейших развивающихся стран, проголосовали за сохранение у власти правящей партии на двух выборах из каждых трех. В 2010–2012 годах, по мере того как глобальное замедление экономики распространилось на развивающийся мир, уровень неприятия удвоился и граждане на двух выборах из каждых трех проголосовали против правящей партии. Это антиправительственное движение отстранило от власти правящие партии по всей Европе, а также в Чили, Мексике и Филиппинах, а позже – в Индии, Индонезии, Италии и других странах. Хотя оценивать новичков еще рано, но следующие влиятельные лидеры, скорее всего, выйдут из рядов реформаторов, выбранных для решения проблем, которые проявились вследствие событий 2008 года.

Устаревшие лидеры

Каждый посткризисный переход сложен по-своему, однако просматривается общая тенденция: проведение реформ наиболее вероятно, когда у власти находится решительный новый лидер; с течением времени эта вероятность снижается по мере того, как лидер переносит фокус внимания на свой след в истории или на обогащение родных и друзей. Упрощенно это правило можно представлять себе так: существенные преобразования наиболее вероятны в первый срок лидера у власти, менее вероятны – во второй и совсем маловероятны позже, когда у лидеров иссякают реформаторские идеи, или популярность, необходимая для их реализации, или и то и другое. Конечно, бывают и исключения – Ли Куан Ю правил Сингапуром более тридцати лет и все это время неустанно проводил реформы, – однако общее правило справедливо.

Так “выдохлись” многие известнейшие реформаторы. Рейган пал жертвой “проклятия второго срока” – повторяющегося цикла скандалов, падения популярности и оппозиции в Конгрессе, который мешает американским президентам проводить реформы после своего первого срока на посту. Хотя некоторые сомневаются в реальности этого “проклятия”, известный историк Майкл Бешлосс считает, что в этом что-то есть, раз ни одному президенту не удалось в ходе второго срока пребывания у власти выполнить задуманное – по крайней мере за двести лет, прошедшие со времен Джеймса Монро.

Даже влияние Дэн Сяопина, которого не ограничивали ни продолжительность срока, ни выборы, существенно снизилось после примерно двух сроков пребывания в должности. Он пришел к власти в 1980-м и правил в качестве партийного и военного руководителя до тех пор, пока народные требования политических свобод – в дополнение к предоставленным Дэном экономическим свободам – не вызвали в 1989 году протесты на площади Тяньаньмэнь. После кровавого столкновения Дэн ушел с партийного и военного постов, но остался в качестве неформального “высшего руководителя”, продолжая проводить политику экономического прагматизма и политических репрессий. То есть человек, который был, возможно, главным экономическим реформатором XX века, занимал ведущие официальные должности в течение всего лишь девяти лет – поразительный индикатор того, как быстро выдыхаются даже лучшие лидеры. С тех пор Китай строго следует правилу полностью пересматривать свое руководство каждые десять лет.