Где лежит море? - Юрг Шубигер Страница 9

Мама говорила, что во всем виноват папа, точнее, его легкомыслие. Это он должен был лучше смотреть за Мисс. Чтобы меня утешить, она сказала, что Мисс нездоровится и ей не хочется разговаривать. И еще — что она стала намного ниже ростом, наверное, тоже из-за болезни.

Я себе места не находила. Сердце у меня разрывалось. И я почти совсем перестала есть.

К Мисс пришел врач. Она лежала, вытянувшись на спине, с закрытыми глазами и молчала. Ее кожа была золотистой от загара. Врач заглянул Мисс в рот, приподнял одно веко, затем другое. После чего вставил в ухо свою трубочку и принялся слушать ее грудь, спину и живот. Он тихонько покрутил ее голову, а потом сам покачал головой, сказав, что ничего не слышит. Совсем ничего. И аккуратно сложил свой аппарат обратно в чемоданчик.

— В этом теле абсолютно тихо, — сказал врач.

— И что это значит? — спросила мама.

— Ничего неутешительного.

— Значит, что-нибудь утешительное?

— Тоже нет. Впрочем, должен признаться, я не очень-то хорошо разбираюсь в куклах. Так что вам лучше позвать ветеринара.

Наверное, врач пошутил. Что-то ведь ему нужно было сказать.

— Мисс не животное, — сказала мама серьезно. Она села на краешек кровати, положила свою руку на руку Мисс и тихо произнесла:

— Моя сладенькая…

— Скорее она похожа на ангела, — сказала я. А про себя подумала, что у ангела, наверное, тоже внутри все тихо.

Мисс все уменьшалась и уменьшалась. Почти каждый день звонил папа, чтобы узнать, как у нее дела. Если трубку брала мама, то она только нехотя говорила «Привет», и больше ничего. Когда папа позвонил в третий или четвертый раз, она наконец сказала: «Спасибо, ничего. А у тебя?»

В следующую субботу папа снова приехал к нам и пришел в ужас от того, как Мисс изменилась. Она стала совсем маленькой и как будто окоченела.

Мама вымыла голову и вообще старалась выглядеть как можно красивее. Она много говорила о Мисс, о ее состоянии. Почти все, что она говорила, папа уже знал от меня. Тем не менее он с удовольствием во второй раз выслушал это от мамы. Она и меня упомянула, что я ем как птичка.

Папа выпил на кухне чашечку кофе, а я оставалась с Мисс. Тогда я еще не заметила, что мама с папой опять друг друга полюбили. Наверное, они этого еще и сами не замечали. Прежде чем уйти, папа спросил:

— Пойдешь со мной на «Питера Пэна»?

Но у меня не было никакого желания идти в кино, тем более на детский фильм.

Я не могла ничего сделать для Мисс. И никто не мог. На свои сбережения я купила для нее зеркало, на тот случай, если ей все еще его хотелось. Я усадила Мисс перед зеркалом, и она долго сидела перед ним, с широко раскрытыми голубыми глазами, положив руки прямо перед собой.

Я уже немножко успокоилась, но все-таки иногда еще плакала. Мисс же больше не плакала, а только писала.

Вода в ней теперь текла только в одном направлении.

Кроме того, ее снова нужно было одевать и раздевать. И спать она больше сама не ложилась. Она теперь спала в своей старенькой кроватке, которая была в коробке вместе с остальными вещами. Вот какой маленькой она стала. И все-таки это было не плохо. Хоть что-то теперь встало на свое место. Может быть, только теперь все и было правильно. Не считая того, что одно веко у нее иногда залипало. Мисс снова могла сидеть в своем стареньком кресле. И купленное папой теннисное платье пришлось ей в самый раз.

Не знаю, был ли ей какой-то прок от моего подарка. Да и вообще была ли она все еще живой или нет?

Один раз она стала качать головой. Это случилось после того, как я ей предложила колу.

— Ладно, — сказала я.

Но она все продолжала трясти головой.

— Ну и ладно! — крикнула я.

Тем не менее она не перестала качать головой, и это длилось еще более четверти часа. Потом качание прекратилось и больше никогда не начиналось снова.

Иногда мне казалось, что она все еще меня слышит. И поэтому несколько раз в день я тихонько напевала:

Твои волосы в порядке? Как всегда, причесаны гладко. А хороши ли глаза? Ясные, как слеза. А талия какого размера? Тоньше, чем у королевы.

Тем временем моя собственная талия стала тоньше, а ноги — стройнее. Конечно, не такими стройными, как у Мисс, но все-таки уже почти такими, как нужно.

Папа считал, что Мисс больше не существует. Ведь она даже писать перестала. Мама полагала, что в какой-то мере она еще живая. Сложно сказать, что думала я. Возможно, Мисс никогда и не жила в полном смысле этого слова. Но я все равно продолжала о ней заботиться. Ночью она теперь спала рядом с Пепе. И хотя ее кроватка была для двоих узковатой, все-таки мне казалось, что ей это должно понравиться. Утром я надевала на Мисс халат, который подарила мама, затем переодевала ее в юбку и блузку, затем в брюки и свитер, затем надевала ей раздельный купальник и, наконец, новое платье для тенниса. Вечером, прежде чем надеть пижаму, я наряжала ее в вечернее платье, в котором Мисс некоторое время сидела в своем кресле. Я расчесывала ее волосы и прикрывала ими лысину на затылке. Но волос становилось все меньше, а лысина день ото дня делалась все больше. Так что теперь оставалось только спеть:

— Твои волосы в порядке? — Хотя и причесаны, но сзади редки.

В моих волосах тоже не было ничего особенного. Но они хоть продолжали расти.

А сегодня мы с моей новой подружкой Марианной взяли у Мисс зеркало, чтобы накрасить себе губы и глаза. Получилось красиво. И еще нам было очень весело!

— А как насчет истории про другую говорящую куклу, которая за всю свою жизнь не сказала ни слова, ее ты расскажешь когда?

— Никогда.

Печальный ребенок

— Жил на свете один ребенок. И был он печальным. Он лил слезы все дни напролет и даже во сне не переставал плакать. От его слез все делалось мокрым: майка, подушка, книжки, тетрадки… в общем, все.