Герман - Ларс Соби Кристенсен Страница 9

– Как у нас дела?

– Видимо, не ахти, – прошелестел Герман и поднял глаза на маму: она пряла пальцами, как будто тоже вырывалась из аквариума.

– А лет нам сколько?

Разговаривал доктор как-то странно, будто держал Германа за собачку-пуделя.

– Я что-то сбился со счета, но у меня на следующий год опять будет день рождения.

Доктор загоготал и снова зарылся носом в платок.

– Я тоже никак не могу выучить свой номер телефона, – просипел он.

– Ничего страшного. У нас телефона все равно нет.

Мама покраснела, а доктор заржал громче и подошел ближе. От него пахло солеными пастилками.

– Ты не мог бы сесть? Мне надо тебя посмотреть.

– Смотрите так.

– Хорошо, хорошо.

– И без уколов.

– Слово даю.

Герман притянул маму к себе и прошептал:

– Он хочет начать с меня. Возможно, это заразно.

Мама посмотрела на него растерянно, хотела что-то сказать, но только вздохнула, отчего у него встали дыбом все волосы. Ее очередь следующая, вот она и боится, подумал Герман и совсем уже собрался напомнить ей о курице и мороженом, как она принялась стягивать с него рубашку и майку.

Доктор приставил холодную штуковину ему к спине и велел глубоко дышать. Герман справился на отлично.

Мама стояла рядом и улыбалась, но улыбки у нее сегодня были кривые, точно сваренные из резинок от банок для варенья.

Доктор распрямился и вытащил из ушей дужки с резиновыми наконечниками.

– Я скоро умру? – спросил Герман.

– Не говори так! – вскрикнула мама.

– Ты здоров как лосось, поскрипишь еще авось, – усмехнулся доктор и потер свой нос.

– Дедушка тоже так говорит, но скоро зима.

Мама села на стул, доктор за своим носовым платком тоже растерялся.

– Зима? Ты на лыжах будешь бегать?

У Германа нет сил отвечать. Он замерз. Неудивительно, что они тут все сопливые и простуженные.

Доктор взял лупу, упер пальцы в голову Германа и склонился над его затылком. Рассматривал его очень долго. Поразительно, какие все стали любопытные. Было очень тихо. Так тихо, что слышно, как крошится мел в руках Борова на третьем уроке.

Наконец доктор закончил осмотр и высморкал ураган.

– У меня вши? – спросил Герман.

– Нет, конечно, – встрепенулась мама. – Как ты мог такое подумать?

– У Бьёрнара в прошлом году были. Шестьсот тридцать две штучки.

Медсестра, которая тем временем тоже стала чихать, вручила ему стакан с узким донышком, но широким горлышком.

– Давай соберем анализ мочи. Ты припас немного?

– Тут давно припасено.

Герман повернулся к ним спиной, расстегнулся, прицелился и пустил струю. Она оказалась нескончаемой. Уровень рос, рос и дошел почти до края стаканчика. У Германа затряслись плечи.

– Ты все? – спросила мама у него за спиной.

– Пока нет, – пропищал Герман.

Оно лилось и лилось, теперь уже через край, медсестра подбежала к нему с новым стаканчиком, они поменялись, но брандспойт еще полон. Мама нервно топталась рядом. Герман смотрел в стену, никогда еще он не писал так много. Второй стакан тоже заполнился быстро, доктор принес две кофейные чашки, но и они закончились в две секунды. Все бегали и перекрикивались. Доктор притащил горшок с цветком, Герман основательно полил его. Наконец поток иссяк, последние капли скатились на листья. Доктор промокнул пот со лба и лег на кушетку перевести дух.

– Дело сделано, – сказал Герман, застегиваясь и улыбаясь маме довольной улыбкой. – Теперь твоя очередь.

Но доктор, оказавшийся уже на ногах, надвигался на него со шприцем в руке.

У Германа разбежались мурашки по ногам, он попятился, но уперся в медсестру; она положила ему на плечи тяжелые руки.

– Врун, – Герман наставил палец прямо на доктора.

– Это не укол, просто анализ крови, – начал мутить доктор.

– Больно похоже, – сказал Герман.

– Может, ты сядешь?

– Нет уж, я тут постою.

– Хорошо. Напряги руку, чтобы я нашел вену.

Легко сказать, а сделать трудно. Они ищут по всей руке, доктор щупает, давит и нажимает тут и там, но вдруг резко всаживает иглу и начинает отсасывать кровь.

– Я отрубаюсь, – прошептал Герман.

– Увидишь, все будет хорошо.

Голос у мамы бодрый, но вид – не слишком.

– Отрубился, – сообщил Герман и осел на пол. А очнувшись, обнаружил себя лежащим на кушетке и с мокрой тряпкой на лбу, рядом стояла бутылка кока-колы.

Сначала Герман решил, что это сон и он пока пришел не в себя, а неизвестно куда. Но потом он узнал и медсестру, и доктора, только мама держалась за стенку и выглядела не как раньше, лицо у нее было похоже на теннисный мячик. Голоса он тоже слышал – значит, все-таки пришел в себя, хотя лучше бы он сперва пришел домой. Кстати, кола оказалась вкусная.

– Вы давно заметили, что волосы выпадают?

– Нет, не замечала, – ответила мама.

– Вы не находили волос в сливе или на расческе?

– Находила, но не столько, чтобы думать об этом, – ответила мама.

– Я не могу ничего сказать, пока мы не получим анализы. Но вам надо готовиться к худшему. Что все волосы выпадут.

Все повернулись к Герману. Мама подошла к нему.

– Ты проснулся?

– Почти. Надо еще колы глотнуть.

Их проводили из кабинета обратно в приемную. А там все разболелись пуще прежнего, хныкали, ныли и закатывали глаза.

– Доктор делает не очень больно, – доложил очереди Герман, – только чуточку.

На улице тем временем пошел дождь. Осенняя хилая морось, что облепляет лицо как паутина. Мама крепко держала Германа за руку, так сжимала, что даже больно немножко, и по ее лицу было видно, что она по-прежнему где-то далеко, этот теннисный мячик запузырили выше крыш. Герман попытался представить себе маму совсем без волос. Нет, это невозможно.

– Ты молодец, – мама прокашлялась.

– Ты тоже.

Тут он услышал странный звук и поднял глаза. Непонятно, мама правда плачет или это просто дождь.

– Ну не расстраивайся так, – сказал Герман. – Можно ведь парик тебе купить, если уж слишком много выпадет.