В день пятый - Эндрю Джеймс Хартли Страница 78

Машина выехала из долины, где раскинулся Кофу, и начала подниматься в гору, оставив огни города позади. Куми и Ватанабе молчали, больше не утруждая себя попытками поддерживать игру. Они ехали, погруженные в собственные мысли. Террасы с рисовыми полями постепенно сменялись крутыми скалами. Наконец «мерседес» свернул к какой-то заброшенной ферме с почти обвалившимися стенами и бетонными дренажными канавами, заросшими сорняками, в которых громко трещали сверчки. Низкая полная луна пробивалась через вершины черных сосен.

— Вот мы и приехали, — сказал Ватанабе, вынул ключи из замка зажигания и вышел из машины.

Куми тоже пришлось выбираться на пустынную дорогу. Едва ли здесь могло быть более опасно, чем если бы она осталась в машине…

Звонок сотового телефона Ватанабе разорвал гнетущую тишину. Археолог ответил чуть ли не с облегчением.

— Это не она, — сказал Мацухаси. — Я изучил фотографию. Некоторое сходство есть, но это не та женщина.

— Ты уверен? — спросил Ватанабе.

— Да. С ней все в порядке?

— Она… да. Ты уверен?

— Это журналистка из одного токийского еженедельника, ищет сенсацию. Она наверняка уже успела позвонить своим.

— Журналистка?

— Да, — подтвердил Мацухаси. — Так что не делайте ничего такого, о чем вам не хотелось бы прочитать в следующее воскресенье.

Окончив разговор, Ватанабе смерил долгим взглядом женщину, которая стояла рядом с машиной, уставившись на луну, и притворялась, что ей нисколько не страшно.

— Спасибо, — поблагодарил Томас, но лицо Мацухаси оставалось совершенно равнодушным, начисто лишенным всех чувств. — Что ты будешь делать дальше?

— Не знаю, — пожал плечами Мацухаси. — В Японии не принято идти наперекор учителю. Я… — Он остановился, подыскивая нужное слово. — Я подмастерье, не могу укусить того, кто меня кормит. — Аспирант грустно усмехнулся.

— Да, понимаю, — сказал Томас. — Но я должен кое-что узнать. О своем брате.

— Я ничем не могу тебе помочь.

— Знаю. Я должен поговорить с самим сэнсэем Ватанабе.

Томас впервые так назвал археолога, но сделал это из уважения к его ученику, а не к нему самому.

— Он тебе ничего не скажет, — угрюмо произнес Мацухаси. — Этот человек великолепно умеет лгать.

Снова та же печальная усмешка, проникнутая болью.

— Ну а ты? — спросил Томас. — Ты не скажешь ему, что тебе известно о подлоге? Пусть даже все то, что напишут в газетах, в научных журналах, чему будут учить в школе, окажется неправдой?

Мацухаси поник, уронив голову на грудь. Картина поражения и отчаяния.

— Я не могу пойти против него, — прошептал он. — У меня нет сил.

Томас не понял, о каких силах, физических или моральных, идет речь, и спросил:

— Ты был знаком с моим братом?

— В Италию я не ездил, — нахмурившись, ответил Мацухаси, удивленный сменой темы. — Я познакомился с ним здесь, но не знал, чем он занимается. Твой брат встречался с сэнсэем… — Он осекся. — С господином Ватанабе. Сначала они вроде бы обрадовались, увидев друг друга, но затем, кажется, стали спорить наедине.

— О чем?

— Не знаю. Их отношения изменились. Стали холодными.

— Мой брат провел здесь два дня?

— Да, — подтвердил Мацухаси, несколько успокоившись, поскольку тут не было почвы для разногласий. — Большую часть времени он работал в лаборатории, ужинал с господином Ватанабе. Мы как раз выбирали, какие курганы раскапывать, изучали полученные со спутников снимки подходящих мест во всей Японии. Твоего брата очень заинтересовали новые технологии. Затем они поссорились, и я отвез его на станцию.

— Когда брат уезжал, он не показался тебе чем-то разозленным или расстроенным?

— Нет, — сказал аспирант, снова хмурясь, словно тогда нашел это странным. — Он выглядел радостным, даже возбужденным.

— Ты не знаешь человека по имени Сато или Танака, который общался с Эдом в Италии?

— Нет.

— Знаешь, а он ведь повторит то же самое, — сказал Томас, опять резко меняя курс. — Я имею в виду Ватанабе. Если ты позволишь, чтобы это сошло ему с рук сейчас, то он опять сделает то же самое. Эти находки вызовут много вопросов. Кто-нибудь найдет в его объяснениях дыры, и он состряпает новые доказательства, чтобы их залатать. Тебе, возможно, придется половину своей карьеры поддерживать эту ложь. Кем ты хочешь быть — настоящим археологом или фальшивой знаменитостью?

Этот вопрос повис в воздухе подобно струйке дыма. Шло время, аспирант ничего не говорил, и Томасу уже начало казаться, что дым рассеялся. Но вдруг Мацухаси пришел в движение, распрямился. В его глазах блеснуло что-то, отличное от слез. Они вспыхнули ярким огнем решимости, к которой примешивалось безумие.