Гибель веры - Донна Леон Страница 54

И вот тут взору его предстали отпечатки ее туфель на полу — каждый мокрый след, оставшийся за ней… Прежде чем осознал, что делает, бросился в пространство между ними, подняв над головой правую руку. Еще за несколько шагов увидел, что полотенце с подноса упало на пол, а под ним на подносе — нож с длинным лезвием… Что-то прохрипел — без слов, без смысла, — и на него наплыло лицо синьорины Лерини: она повернулась, не понимая, что выпрыгнуло на нее из тьмы.

Поднос грохнулся на пол, она занесла над собой нож и наугад опустила его. Брунетти попытался увернуться, но по инерции пролетел дальше, чем следовало, и попал под удар. Лезвие прорвало ему левый рукав и мышцы выше локтя. Он громко закричал, и еще раз, и еще, — может быть, это кого-нибудь приведет в палату.

Прижимая одной рукой рану, встал лицом к ней — сейчас кинется на него… Но она опять устремилась к лежащей на кровати женщине, держа нож на уровне бедра. Он снова двинулся к ней, отрывая руку от пореза, захрипел без слов… Она не обратила на него внимания и еще на шаг подошла к Марии.

Брунетти ударил правым кулаком, подняв руку над головой и опустив ей на локоть — надеялся вышибить нож на пол. Почувствовал, а потом услышал, как хрустнула кость, но не понял — то ли это ее рука, то ли его кулак.

Она развернулась — рука повисла вдоль тела, нож все еще зажат в кулаке — и завизжала.

— Антихрист! Я призвана уничтожить Антихриста! Враги Господа будут обращены в прах и не станет их больше! Его отмщение — мое! Слуги Господа не пострадают от слов Антихриста!

Напрасно пыталась поднять руку — он видел, как пальцы ее разжались и нож упал на пол.

Одной рукой он схватил ее за свитер и со всей силой, на какую был способен, оттащил от кровати. Сопротивления она не оказала. Он пихнул ее к двери — и та открылась, когда он приблизился, впуская в палату врача и санитарку.

— Что здесь происходит? — потребовал объяснений врач, приостановившись у двери, чтобы зажечь верхний свет.

— Даже дневной свет не позволит врагам Его скрыться от гнева Его! — провозгласила синьорина Лерини вибрирующим от возбуждения голосом. — Его враги будут прокляты и уничтожены! — Подняла левую руку и уставила на Брунетти дрожащий палец. — Ты думаешь, что не дашь свершиться Божьей воле?! Дурак! Он больше нас всех! Его воля исполнится!

При свете, залившем палату, врач увидел кровь, капающую из его руки, и брызги слюны, летящей из ее рта. Она снова открыла его, обращаясь к врачу и санитарке:

— Вы пытались приютить ее — врага Господа, дать ей помощь и покой, хотя вы и знали, что она враг Божий! Но Некто более великий, чем вы, несмотря на все ваши планы, решил защитить закон Бога и послал меня осуществить Божий суд над грешницей.

Врач начал было задавать вопрос «Что тут про…», но Брунетти мгновенно заставил его умолкнуть взмахом руки.

Приблизился к синьорине Лерини, осторожно положил ей на плечо здоровую руку. И располагающе замурлыкал:

— Путей Господа множество, сестра моя. На твое место пришлют другого, и все дела Его будут совершены.

Услышав такое, она уставилась на него, и он обратил внимание на расширенные зрачки и отвисшую челюсть.

— Ты тоже послан Господом?

— Ты говоришь это. Сестра во Христе, предыдущие труды твои не останутся невознагражденными, — подсказал он.

— Грешники. Оба они грешники и заслужили наказание от Бога.

— Многие говорят, что отец твой был безбожником, насмехался над Господом. Бог терпелив и всех любит, но смеяться над Ним нельзя.

— Он и умер, насмехаясь над Богом. — В глазах ее вдруг появился ужас. — Даже когда я закрывала ему лицо, он насмехался над Богом.

Позади себя Брунетти услышал перешептывание санитарки и врача. Он повернул к ним голову и скомандовал:

— Тихо!

Ошеломленные его голосом и безумием, различимым в голосе женщины, они подчинились. Он вновь обратился к синьорине Лерини.

— Но это было необходимо! Это была Божья воля! — подначил он.

Черты ее расслабились:

— Ты понимаешь?

Брунетти кивнул. Боль в руке усиливалась с каждой минутой, он поглядел вниз и увидел лужу крови.

— А деньги? — вкрадчиво продолжал он. — Ордену они всегда нужны, чтобы бороться с врагами Господа.

Ее голос окреп.

— Да. Битва начата и должна вестись, пока мы не отвоюем царство Божие. Достояние безбожников должно отдать для священного труда Господня.

Он не знал, сколько сможет удерживать в плену санитарку и врача, поэтому рискнул:

— Святой отец говорил мне о вашей щедрости.

Она приветствовала это откровение блаженной улыбкой:

— Да, он мне говорил, что есть неотложная надобность. Если ждать, уйдут годы. Приказам Господа надо подчиняться.

Он кивнул — ему совершенно понятно, что священник приказал ей убить отца.

— А да Пре? — небрежно спросил он, будто о какой-то мелочи, вроде цвета шарфа, и добавил: — Этот грешник. — Хотя вряд ли это было необходимо.

— Он видел меня — видел в тот день, когда я свершила Божий суд над моим грешным отцом. Он только потом заговорил со мной. — И наклонилась к нему, кивая: — Он тоже был грешником. Жадность — ужасный грех.

Позади него послышались шаркающие шаги, и, когда он обернулся, санитарки и врача уже не было. Он слышал удаляющиеся звуки — они бежали по коридору, — а где-то вдалеке раздавался крик.

Брунетти воспользовался их шумным отбытием, чтобы сменить тему:

— А те, остальные? Люди, что были с вашим отцом? Каковы были их грехи?

Прежде чем он придумал, как задрапировать свои вопросы в наряды ее безумия, она обратила на него озадаченные, вопрошающие глаза:

— Что?… Какие остальные?

Брунетти понял — это замешательство свидетельствует о ее невиновности.

— А этот маленький человек — да Пре? Что он сделал, синьорина? Он угрожал вам?

— Он просил денег. Я сказала ему, что лишь выполняла Божью волю, а он сказал, что Бога нет и воли тоже нет. Он богохульствовал. Насмехался над Господом.

— Вы сказали святому отцу?

— Святой отец — святой! — заявила она.

— Он действительно Божий человек, — согласился Брунетти. — А он вам говорил, что надо сделать?

Она кивнула:

— Он сообщил мне Божью волю, и я поспешила ее исполнить. Грех и грешники должны быть уничтожены.

— А он… — начал Брунетти. Тут в палату вломились три ординатора и врач, все наполнилось шумом и криками, — теперь она потеряна для него.

Глава секции психиатров, вызванный в больницу санитаркой, которая видела всю сцену, запретил кому-либо разговаривать с синьориной Лерини, состояние которой он диагностировал, не глядя на нее и не говоря с ней, как «печальное».