Два сына одного отца - Марина Болдова Страница 5

— Я пялюсь? Вот что, дамочка, у вас какая-то мания величия, что ли, не знаю. А я из прокуратуры, майор Беркутов, и пришел, точнее, приехал из города, чтобы сообщить вам о том, что случилось с вашей дочерью, а вы тут! — Беркутов вдруг прикусил язык, вспомнив предупреждение Марины быть аккуратней в словах. «Кретин!» — успел подумать он. Все, что произошло дальше, потом вспоминал, восстанавливая в памяти поминутно. Лицо Галины, до этого такое живое, в одно мгновение превратилось в застывшую маску неопределенного цвета. Перед Беркутовым неподвижно сидела немолодая женщина со смертельной тоской в глазах. Не ужас, а какая-то покорность услышать самое страшное, готовность принять любые плохие вести, не заплакать, не показать слабость — вот что было в ее напряженной позе. Вдруг она встала и отвернулась от Беркутова.

Такую прямую, вытянутую в струнку спину Беркутов видел только один раз в жизни. Он вспомнил свой поход на балет в шестом классе. Они с матерью и сестрой сидели в первом ряду, и он никак не мог понять, что такого хорошего в этих танцах «на носочках». Стук пробок в пуантах балерин почти заглушал музыку, и Егор, вместо того чтобы следить за действием, смотрел только на балетные туфельки, издающие этот звук. Когда он поднял глаза, перед ним оказалась такая же, как сейчас у Галины, прямая и неподвижная спина. Танцовщица застыла, вытянув руки вверх, и показалась Егору неживой. На миг ему стало страшно. Но уже в следующее мгновение балерина закружилась на одной ноге, как бы захлестывая себя взмахом другой. Егор как завороженный смотрел на «ожившую статую» и позже вместе со всеми искренне аплодировал и кричал «браво». Потом мама объяснила ему, что это движение называется «фуэте», от французского слова fouette — хлестать…

Неожиданно Беркутову захотелось дотронуться до этой неподвижной спины. Он уже встал со своего места, когда Галина вдруг повернулась к нему лицом. «Ого, как мы умеем владеть собой», — подумал Беркутов с легкой завистью. Сам он «возвращался» в себя после потрясений медленно и не так красиво.

— Теперь говорите, пожалуйста. — Галина предостерегающе вытянула вперед руку, словно останавливая приближение Беркутова.

— Так ничего страшного не произошло, чтобы так пугаться. Марина в больнице, но жива и почти здорова. Был взрыв в подземке, но я успел, то есть она просто стукнулась немного, и шок, конечно… шишка на голове совсем маленькая, просто у вас телефон отключен… с ней ваша сестра сейчас, сообщить нужно было как-то, вот я и приехал, раньше не смог, работал. — Беркутов выпалил этот набор слов без остановки и запятых, страшась непредсказуемой реакции стоящей перед ним женщины.

— Вы! Вы неуклюжий медведь! — Галина стояла перед Беркутовым со сжатыми кулаками и, казалось, была готова броситься на него.

— Эй, дамочка, полегче, — он успокаивающе поднял руку. «Сумасшедшая какая-то». Такого в его практике еще не бывало: женщина, ребенка которой он буквально закрыл своим телом в момент опасности, была готова его ударить. Абсурдность положения, то, что его чуть не заставили почувствовать себя виноватым, да еще и обозвали, разозлили Беркутова.

— Может быть, вы угомонитесь наконец? Что на вас нашло? Между прочим, я не обязан был тащиться за город после работы, только чтоб успокоить вас. Искали б сами дочь по моргам и больницам, когда она не вернулась бы домой вовремя! — Беркутов перестал следить за тем, какие чувства его слова вызывают у этой женщины. Он устал и хотел есть, пусть даже китайской лапши, которая ждала его дома.

— Пойдемте, я вас накормлю. — Галина показала на дом.

— Что, не понял? — Беркутов буквально оторопел от этого простого приглашения.

— У меня пироги с картошкой и яблоками и деревенское молоко.

Беркутов глотнул слюну. Мысли о китайской лапше тут же испарились.

— А вы не хотите в город, к дочери? — осторожно предложил он, боясь, что она тут же согласится.

— Хочу, но с голодным и злым мужиком за рулем ехать не рискну. Так что не ищите в моем предложении ничего личного.

— А я и не ищу, — буркнул себе под нос Беркутов, идя за Галиной к дому. Только сейчас он заметил, что цветастый сарафан обтягивает весьма соблазнительные формы. «Похудеть бы тебе килограммов на пять, ничего дамочка б получилась», — мысленно посоветовал он ей.

— Худеть я не собираюсь, особенно в угоду вам.

Беркутов притормозил.

— Я что, вслух что-то сказал?

Галина довольно хохотнула. Этот майор был прост и легко просчитывался. И ей, черт возьми, нравилось его нервировать. Она совсем успокоилась, словно всегда знала, что ничего серьезного с ее дочерью случиться в принципе не могло. Как будто она сполна получила свою порцию горя в этой жизни и теперь, что бы ни произошло, все будет казаться малостью. От этой мысли стало легко. Но все же этому туповатому майору удалось вызвать в ней пусть недолгое, но вполне осязаемое чувство животного страха, и она чисто по-женски мстила ему за это. И то же бабье чутье подсказало ей, что ему не до политесов и расшаркиваний, он устал и визит к ней всего лишь акт доброй воли с его стороны. Он спокойно мог поехать домой, под теплый бочок своей майорши, а не тащиться за город, чтобы сообщить ей о случившемся с Маришкой.

Когда Беркутов, вымыв руки холодной до ломоты в суставах водой, уселся за стол, там уже стояла крынка с молоком, большая керамическая кружка и два блюда с пирогами. Вся посуда была из серии «мое любимое». Салфетки из отбеленного льна, лоскутное одеяло, наброшенное на деревянную лавку, самовар на старой, с массивными ножками тумбе, почерненный временем мельхиоровый поднос под ним были из другой, забытой где-то в детстве жизни.

Поймав полный жалости взгляд Галины, Беркутов смутился. «Я что, убогий какой, что меня жалеть надо! — подумал он, раздражаясь. А руки тем временем уже тянулись к верхнему пирожку. — Ну и черт с ней, пусть смотрит, как хочет».

Он не заметил, как съел все. После тещиных пельменей такую вкусноту он ел впервые. Даже Мила, жена Молчанова, не могла ему угодить так, как эта чужая женщина. «Вот повезло какому-то мужику! А кстати, где у нас мужик-то?» — эта мысль заставила Беркутова оглядеться вокруг.

— Что-то потеряли? — вывел его из задумчивости ехидный голос.

— Да нет, просто интересно у вас тут, — ляпнул он первое, что пришло в голову.

— Ну-ну. Теперь скажите мне спасибо и давайте уж поедем в город. Надеюсь, вы успокоились и мы доберемся без приключений.

— Могли б и не сомневаться. А за пироги благодарствую.

— Не на чем.

Галина развернулась и вышла из кухни. Где-то на втором этаже хлопнула дверь. Беркутов вышел на крыльцо и потянулся. Губы сами собой расползлись в довольной ухмылке. Представив себя со стороны, он подумал, что сейчас стал похож на бабы-Лизиного Фунта, наевшегося колбасы, ловко уворованной со стола у зазевавшейся хозяйки.

Всю дорогу до городской больницы Галина молчала. Беркутов страшно не любил, когда в машине кто-то трещал у него над ухом. Его бывшая жена считала, что ему скучно ехать, и всю дорогу болтала без остановки. Хуже всего, когда на заднем сиденье сидела теща, и Лерка, развернувшись к той вполоборота, пересказывала очередную серию мексиканского «мыла». Беркутов каждый раз мысленно чертыхался.