В лесной глуши - Эухенио Фуэнтес Страница 39
В лесной глуши - Эухенио Фуэнтес читать онлайн бесплатно
Он докурил сигарету двумя глубокими затяжками и шагнул к двери, чтобы выбросить окурок на улицу. Однако тот упал на порог, и старик расплющил его пыльным сапогом. Когда он убрал ногу, на полу осталось маленькое черное пятнышко, окруженное крошечными частичками табака.
– Я не позволю сыну совершить ту же ошибку, что и я. Сейчас у него на руках все козыри – он добьется всего, в чем нуждается. И я не допущу, чтобы у нас отняли то, что нам причитается, – еще раз жестко повторил он. – Моя племянница могла сделать наследниками других, но она умерла, не составив завещания. Будь она хоть проституткой, у проституток тоже есть наследники.
И, желая поставить точку в разговоре, он посторонился, указав детективу на дверь, будто уже являлся полноправным хозяином этого дома.
Он открывал дверь своей квартиры, когда услышал телефонный звонок.
– Рикардо Купидо?
– Да.
– Это Маркос Англада.
– Я вас узнал, – сказал детектив. В трубке слышался приглушенный звук телевизора.
– Возможно, я не должен говорить это по телефону, но в течение нескольких дней никак не смогу уехать из Мадрида. Я много думал об убийстве второй девушки – через десять дней после смерти Глории и при тех же обстоятельствах. И вроде бы тем же оружием.
– И возможно, совершенное тем же человеком.
– Все указывает на то, что это сумасшедший, маньяк, серийный убийца, причем никакого личного мотива у него нет. Он убил Глорию просто потому, что она оказалась не в том месте и не в то время.
– Может быть, так оно и есть, – согласился Купидо. Он догадывался, что собирался сказать Англада. Он и сам думал об этом последние сорок восемь часов, но все равно решил не облегчать тому задачу.
– Полагаю, продолжать расследование не имеет смысла. Я хочу, чтобы вы его прекратили. Я лично вами доволен – и вашими методами, и вашей тактичностью.
Детективу его слова показались несколько холодными и знакомыми, это была удобная официальная формулировка, подходящая для любого случая, что, однако, не помешало Купидо проявить вежливость в ответ.
– Спасибо, – сказал он.
– Остается только ожидать, что в полиции хорошо сделают свою работу и им повезет. Когда найдут виновного, я выступлю частным обвинителем. А вы пока приготовьте отчет о ваших расходах. Можете послать его мне вместе с указанием банка, куда перевести деньги. В тот же самый день они будут на вашем счете.
– Очень хорошо, – сухо отреагировал Купидо. И хотя он еще раньше пришел к такому же выводу и даже сам хотел предложить Англаде прекратить расследование, что-то его беспокоило.
Адвокат, должно быть, уловил нечто особенное в его тоне и тотчас добавил:
– Я понимаю: после всего, что вы сделали, бросать дело не очень-то хочется. Но, думаю, это самое лучшее решение.
– Я понимаю.
– Было очень приятно работать с вами. Вы хороший детектив, – сказал он, прощаясь. – Жаль, что все сложилось именно так.
Купидо хотелось обсудить с ним некоторые детали, оставшиеся невыясненными: значок в руке Глории, наверняка сорванный с одежды убийцы и связывавший ее смерть с кем-то ей близким. И выстрел, прозвучавший тем самым утром. Но было очевидно, что Англада не относится к той категории людей, кого такие расплывчатые доводы могут заставить поменять мнение. Поэтому сыщик ничего не сказал. А перечень расходов он составит на следующий день.
Утром, вопреки привычке, он встал рано и плотно позавтракал, потому что накануне вечером визит Давида и звонок Англады не дали ему нормально поужинать. Он надел шорты и достал из гаража велосипед. Это была прекрасная двухколесная машина, с очень легкой рамой из алюминия. Купидо совсем забросил его месяц назад и теперь заметил пыль на черном седле. Он сел на велосипед и начал плавно крутить педали, приноравливаясь и растягивая мышцы. Детектив не ездил на велосипеде уже месяц, и ему стоило труда поймать ритм. Вскоре Рикардо оставил позади город, последние шале и промышленные ангары предместья. Он переключился на следующую передачу, так как выехал на равнину, и убедился, что не сильно устал. Купидо дышал ровно, лучше, чем предполагал, и был способен крутить педали еще долго. «Это потому, что я не курю», – сказал он себе и, воодушевленный, устремился на шоссе, идущее по границе заповедника. На протяжении четырех или пяти километров лес тянулся по левую от него руку.
Детектив уже поднялся на первые пологие косогоры, когда услышал эхо двух не слишком далеких выстрелов. Было воскресенье, поэтому он подумал об охотниках.
Ему всегда нравилась велосипедная езда, и он никогда не переставал тренироваться, хотя нерегулярно, и ездил на довольно короткие расстояния, от сорока до пятидесяти километров. Теперь, бросив курить, Купидо намеревался почаще совершать такие прогулки. Это был поистине захватывающий вид спорта. С одной стороны, он не был скучным, как пешие прогулки, требовал меньшей выносливости и предоставлял возможность выбирать длинные маршруты и любоваться большим разнообразием пейзажей. И ногами двигать надо не всегда. В каждой дороге есть спуск, то есть отдых. С другой стороны, этот спорт не требовал долгого и нудного обучения технике, которая нужна, например, в теннисе. Сесть на велосипед – так же просто, как и пойти пешком. Кроме того, здесь тебе никто не нужен: велосипедными прогулками можно наслаждаться как в компании, так и в одиночестве. И наконец, подумал он, переключаясь на нижнюю передачу, если ты не участвуешь в соревнованиях, тебе не противостоит соперник, поэтому нет необходимости показывать всю свою мощь и отвагу, как в футболе, баскетболе и теннисе. Каждый предоставлен сам себе, может выбирать свой ритм и расстояние, может ехать до финиша как хочет и повернуть назад, почувствовав усталость.
Когда два с половиной часа спустя Купидо вернулся домой, у него затекли запястья и бедра, ноги ныли от напряжения. Но чувствовал он себя замечательно. На несколько минут Рикардо повалился на кровать, чтобы восстановить силы, потом выпил воды. Он проехал почти шестьдесят километров и ощущал усталость не только телом, но и душой. Купидо заметил, что за последние три часа ни разу не подумал о своей работе и это благотворно сказалось на его настроении. Надо поговорить с лейтенантом и сообщить ему, что Англада перестал платить и расследование остановлено. Следующие новости об этом деле он вычитает из газет, пообещал себе Купидо. Рикардо зашел в душ и пятнадцать минут простоял под теплой водой, оставив без внимания советы средств массовой информации о том, что ее надо экономить. Закрыв кран и одевшись, он вознамерился приготовить обед, но тут услышал настойчивый телефонный звонок. После плохих новостей, которые приносили последние звонки, этот сразу же показался ему недобрым.
Он снял фотографию выпускников с почетного места, которое она годами занимала на стене в гостиной, между двумя окнами; он повесил ее сразу же, как только въехал в эту маленькую и светлую квартиру. Первый гвоздь и первые удары молотка были посвящены тому, чтобы поместить снимок на видное место, – теперь его замечал каждый, кто входил в помещение. Иногда ему самому нравилось рассматривать лица студентов, идеальными рядами стоящих под гербом университета Комплутенсе: полных ожиданий и веры в будущее, и лица авторитетных преподавателей, известных своими книгами и благодаря частым появлениям в прессе и на телевидении. Они придавали фотографии больше солидности. Этот снимок рождал в нем гордость и уверенность в профессии, ему казалось, что за его спиной стоит весь сплоченный коллектив Коллегии адвокатов. Теперь, однако, когда уже не было необходимости использовать квартиру для работы – он располагал собственным кабинетом в адвокатской конторе, – фотография потеряла прежнее значение. Кроме того, она ему надоела. Безо всякой ностальгии он посмотрел на лица товарищей, затем остановил взгляд на собственном лице, молодом и довольном, – он улыбался перед объективом фотографа из Беринголы, словно уже представлял свое блестящее адвокатское будущее, которое ничего общего не имеет с тем смятением, в котором он вынужден жить сейчас, после смерти единственной по-настоящему любимой женщины. Теперь это место на стене займет его портрет, написанный Глорией. Англада направился в спальню и скользнул рукой за шкаф. Затем вернулся в гостиную и разорвал упаковочную бумагу, скрывавшую портрет, – он решил вставить его в более подходящую и красивую рамку. Маркос поднял его на высоту лица, вытянув руки; казалось, он всматривается в зеркало. Англада считал портрет самым лучшим подарком из всех, что сделала ему Глория, особенным, потому что он был создан ее руками, ее сердцем. Адвокат повесил портрет на гвоздь, оставшийся в стене, старательно выровнял, отошел на несколько шагов, за стол, и посмотрел с расстояния. Это было его настоящее лицо, его настоящая душа, не то, что на маленькой фотографии, которую он поставил, повернув к стене. Та же слегка самодовольная улыбка, та же твердость губ, но на портрете уже появилась некая туманность во взгляде, словно глаза скрывали что-то, чего не должны были знать посторонние. В том-то и разница, подумал он, фотография показывает то, что есть, портрет же, кроме всего прочего, то, что скрыто. Англада сел перед ним за стол, за который сажал своих первых клиентов. Он прекрасно помнил дни, когда он позировал Глории в студии, куда теперь, согласно полученному им письму, никому не разрешалось заходить, пока не решится судьба наследства. То была неделя счастья, и он чувствовал себя благодарным за то, что Глория позволила ему проникнуть в ее мир живописи, который ревностно охраняла, причем войти туда через парадную дверь. Она написала его портрет – привилегия, на которую мало кто мог рассчитывать. Каждый вечер он направлялся в мансарду, надевал простую белую рубашку, выбранную ею, садился возле одного из круглых окон и сидел неподвижно, пока Глория, всегда стоя, работала над портретом. Ее рука летала от палитры к холсту, и она бросала на него быстрые взгляды или могла долго изучать мельчайшую деталь, мочку уха или уголки губ, чтобы затем подправить то, чем была недовольна. В течение первого получаса она работала, стоя на месте, лишь несколько раз приблизилась приподнять ему голову, опустившуюся от усталости, или убрать со лба прядь волос. Поначалу они разговаривали мало. Она часто улыбалась, смотря на него, но ему улыбаться не разрешала. Потом оба несколько расслабились, он – устав от неподвижного сидения, Глория – в глубине души довольная тем, что ловит его взгляды на своем теле, хотя она приказала ему смотреть исключительно в верхний угол мольберта: он рассматривал колышущуюся грудь, когда ее рука приближалась к холсту, изгиб бедра, когда она в задумчивости опиралась на него рукой. Таким образом, кто-то всегда первым нарушал рабочую атмосферу и приближался к другому, и они начинали целоваться. Он сбрасывал с себя белую рубашку, которую нельзя было запачкать, и не давал Глории времени на то, чтобы отмыть от краски руки. Отбирал у нее кисть и расстегивал ее блузку, под которой в последний вечер больше ничего не было. Они занимались любовью каждый день, словно это давало возможность художнику познать свою модель так же, как и модели познать художника, и было волнующим эротическим прологом, в течение которого они могли подумать, что будут делать с каждой частью тела, которую разглядывают, какие позы будут пробовать, чтобы достичь высшего наслаждения. Решительно и нетерпеливо они кидались на узкую постель, стоявшую в мастерской, и начинали ласкать друг друга. Затем Глория всегда вставала первой и накрывала портрет белой материей, потому как строго-настрого запретила Маркосу смотреть на него, пока он не закончен. Англада чувствовал некоторое беспокойство, не зная, что там, на холсте, и боялся, как бы она не обнаружила в нем нечто, ему самому неведомое, чего не увидишь, смотрясь в зеркало. Но всегда слушался и ждал, пока Глория вернется из ванной, чтобы встать с кровати и пойти смыть с пениса сперму, а иногда и следы краски.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии