Bye-bye, baby!.. - Виктория Платова Страница 3

И ничто не может его перешибить.

Сюрреализм ситуации заключается в том, что несколько летназад, еще до появления Влада, точно такого же «Ангела» я подарила Шамариной наДень взятия Бастилии, я хорошо помню светло-голубой флакон в форме звезды (такизображают звезды дети и слепые) – с двумя вытянутыми лучами. Шамаринапосчитала запах слишком претенциозным для своего пятьдесят шестого размера иотдала духи сыну Ваське, с условием, что он подарит их своей подруге Дашке,которая нравилась Шамариной. Васька же сбагрил духи второй своей подруге,Симке, которую Шамарина на дух не выносила.

На этом следы «Ангела» затерялись во времени, и я ипредставить себе не могла, что когда-нибудь он снова всплывет.

Посещение парфюмерного, куда я, проклиная себя, зашла, чтобыеще раз увидеть врага в лицо, облегчения не принесло. Ангелы (все в тех жефлаконах) стояли на полке между «Magie noire» и чем-то совсем ужцветочно-бессмысленным, кажется – «Diorissimo». Они стояли на полке, падшие, свероломно сложенными крыльями, и имя им было – легион.

Двоих из легиона я приобрела, чтобы тут же размозжить имголовы у стены соседнего дома: стеклянные осколки брызнули во все стороны, имне на секунду стало легче. И я уже подумывала о том, чтобы отправиться заследующей партией, когда позвонила Шамарина. Я всегда ценила ее за честность,она была честна и сейчас.

– Только что видела твоего, – сообщила мнеШамарина. – В мексиканской забегаловке на Фонтанке.

– И что?

– Он там не один. С девушкой.

– И что?

– Тебе в подробностях? – Безжалостный тонШамариной не предвещал ничего хорошего.

– Валяй подробности.

– Ей не старше двадцати. Симпатяга. Еще подробности?

– Валяй.

– Они целовались. Еще подробности?

Еще. – Я должна была остановить Шамарину именно в этомпикантном месте или чуть раньше, но не сделала этого, я с каким-то сатанинскимостервенением решила двинуться навстречу собственной гибели.

– Они целовались взасос. И он кормил ее с рук. Ивообще, они чуть столик не опрокинули… Ну, ты же знаешь, как это бывает.

О да, я знала, как это бывает. Я знала это очень хорошо. Язнала, что такое летать, что такое парить – над тайским супом с креветками,кус-кусом, курицей в соусе терияки, паэльей и сыром манчехо; я знала, что такое«кормить из рук», от этого «кормить» сердце мое выпускало ростки, ониотпочковывались и превращались в такие же сердца, только маленькие. И маленькиесердца бились, стонали и подрагивали в каждом уголке моего тела, они забиралисьв горло и совершали головокружительный спуск в пах, они звенели, они вскрывалимузыкальную шкатулку моего большого сердца острыми перочинными ножами, и я все,все прощала им ради упоительных секунд, минут, дней, недель, лет.

Теперь же я была не намерена прощать – никому и ничего, а«целоваться взасос»… Об этом лучше не думать.

– Ну, ты как там? – запоздало забеспокоиласьШамарина.

– Я в порядке.

– Слава богу! Я ведь предупреждала, душа моя: тот, кторешил завести себе любовника на тринадцать лет моложе, должен быть готов ковсему.

– Я в курсе. – Неужели это мой голос? Пустой, каксгнивший орех, бесцветный, как лак, которым пользовалась моя секретарша.Хорошо, что я ее уволила…

– Ты все-таки как?

– Я же сказала – в порядке.

– Ну и забей. Я ведь предупреждала, душа моя: мужчинытакого типа не обещают женщинам ничего, кроме страданий.

– Иди в жопу, – вяло посоветовала я.

– Ты, действительно, в порядке, – обрадоваласьШамарина. – Я просто решила: лучше бы тебе узнать об этом от меня, чем откого-нибудь другого. Предупрежден – значит вооружен. А вообще, подобных мудаковнужно отсекать хирургическим путем, я всегда так делала. Р-раз – и готово.

Хирург из Шамариной оказался никакой. Хреновый хирург. Однимударом она отсекла мне голову, выпотрошила грудную клетку, и все мои маленькиесердца грохнулись оземь. И задохнулись, как рыбы без воды. И музыкальнаяшкатулка грохнулась, за три года я так и не поняла, что она там наигрывала.Теперь же в ее осколках я обнаружила мелодию «You don't know how much you cansuffer».

«Ты даже не знаешь, как сильно ты можешь страдать». Соло насаксофоне – Жан Моркс. Аллилуйя!..

До того как Шамарина позвонила мне, наличие маленькой тварис привкусом «Ангела» относилось к разряду субъективных факторов, его можно былосписать на мою мнительность, предменструальный синдром или последствия ломовойработы в журнале и агентстве. Сейчас я лицом к лицу столкнулась с объективнойреальностью. Сломанная музыкальная шкатулка по совместительству оказаласьящиком Пандоры, и демоны, так долго в ней скрывавшиеся, вырвались на волю.

– Ты на машине? – Оказывается, Шамарина и недумала отключаться.

– Что?

– Я спрашиваю – ты на машине?

– На оленях… А что?

– Я в том смысле… Ты могла бы подскочить в этот чертовкабак. Накрыла бы их тепленькими.

– Нуда, нуда… А что ты там делала?

– Не поняла?

Что делала ты в этом чертовом кабаке? – Я была близка ктому, чтобы возненавидеть несчастную Шамарину, а заодно ее детей, ее котов и еелошадь Пржевальского.

– Как что? Я зашла туда пожрать. Что еще можно делать вкабаке?

– Ты права. Что еще можно делать в кабаке… Толькожрать.

– Такты поедешь туда?

– Не знаю. Да… не думаю… Нет.

– Мне приехать? – Все-таки Шамарина была настоящейподругой.

– Не знаю. Да… не думаю… Нет.

– Определись, душа моя.

– Слушай… У меня хренова туча дел. Я позвоню, когдаосвобожусь.

Я не стала слушать дальнейший сострадательный лепетШамариной. Я отключилась. То есть – отключилась полностью, в прямом смысле слова,ничего, кроме могильного холода; ничего, кроме червей, хозяйничающих в моейпустой диафрагме; ничего, кроме бамбуковых кольев, пригвоздивших мое тело кмокрой глине.

Сырость. Темнота. Смерть.

Спустя какое-то время я обнаружила себя стоящей в пробке наФонтанке. До кабака, о котором говорила Шамарина, было рукой подать, и прижелании, даже несмотря на пробку, я могла бы оказаться там минут через десять,в худшем случае – пятнадцать. Я могла бы ворваться в гнусный вертеп, сочащийсяострыми соусами, босса-новой и флюидами моего парня, моего бойфренда, моегоБольшого Брата; флюидами, поток которых направлен совсем не на меня. Я могла быэто сделать, но… представить все последующее не составило большого труда:разъяренная фурия, прочно застрявшая в возрастном промежутке от тридцати допятидесяти, ловит с поличным своего молодого любовника. Далее – со всемиостановками – нелицеприятное выяснение отношений с привлечением божьей матери ииных матерей, столовых приборов, посуды, а также гитары и маракасов, с боемвырванных у квартета псевдобразильцев, исполняющих «Девушку из Ипонемы» in liveв сорока трех вариантах.