Плоды страсти - Даниэль Пеннак Страница 29

Я выскочил на станции Рамбюто, по диагонали перебежал через Бобур – Джулиус, высунув язык, летел за мной, стараясь не отставать ни на шаг, – вбежал в подъезд дома номер три по улице Урс, взлетел, перескакивая через ступеньки, на этаж, где жил Тео, и стал что есть мочи колотить в дверь, пока та наконец не открылась.

И когда она открылась, я схватил Тео за плечи, прижал его к стене и заорал ему в ухо фразу, которую твердил про себя все то время, пока ехал в метро:

– Где тот сучий козел, что трахал Терезу прошлой ночью, а теперь спокойно наблюдает, как она гниет в тюряге?

* * *

Однако Тео был явно не в том состоянии, чтобы отвечать на мои вопросы. Мы с Джулиусом даже немного испугались за него. Бледный и худой Тео едва стоял на ногах: тело трясется, глаза впали, весь какой-то угловатый, ну прямо Тереза до ее перевоплощения. Он казался настолько ослабевшим, что я готов был бежать за «скорой помощью». Отпустив его, я спросил:

– Тео, с тобой все в порядке?

Он сполз по стене, даже не удосужась взглянуть на меня. Он, мне кажется, вообще не соображал, кто я такой. Я поднял его на ноги и, прислонив к дверному косяку, направился в глубь квартиры, Джулиус затрусил у моих ног, не решаясь вырваться вперед. И тут до нас долетел чей-то голос:

– Кто это, зайчик мой?

Голос был не в лучшем состоянии, чем Тео… Последний вздох, словом, а не голос. Я осмотрелся вокруг, но ничего не увидел. Мало того что жалюзи были опущены, занавески на окнах также были задернуты. Закрытые ставни усугубляли темноту, и мне почему-то вдруг в голову пришла идиотская мысль, что, наверное, минула уже целая вечность с тех пор, как в этой комнате начала накапливаться ночь. И именно в ту минуту меня поразил стоявший в комнате запах. Удушающий мускусный запах, из которого, казалось, была соткана эта ночь. И дело даже не в том, что в спальне стояла такая темень, что хоть глаз выколи, а в том, что в ней невозможно было дышать. Или, точнее сказать, воздух, который я вдыхал, уже столь долго вдыхался другими до того, как я ворвался в квартиру, что я буквально задыхался в чужой для меня интимной обстановке… словно брошенный на самое дно непонятно чьей утробы!

– Тео, милый, ты идешь?

Бог ты мой…

Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, кому принадлежал этот незнакомый голосок… «Целых два дня в объятиях Эрве. Мари-Кольбер пообещал устроить ему уикенд в моей постели»… Ну вот, сказал я про себя, в этом весь ты, Малоссен: беспокоиться о здоровье Тео, в то время как вот уже два дня и две ночи мсье буйствует в постели, закрутив очередную любовь! Вот уже два дня и две ночи мсье отрабатывает свадебное платье невесты, а за это время невеста успела едва ли не сгореть заживо, оказаться арестованной, закованной в кандалы, брошенной в тюрьму, и между делом ее к тому же обрюхатил какой-то недоносок!

Я отдернул занавеску, поднял жалюзи (два длинных века из фиолетового латекса, которые прикрылись ресницами, сворачиваясь по своей оси), открыл окно, с грохотом распахнул ставни, Тео нырнул под одеяло к Эрве, и сцена застыла в ослепительном дневном свете.

– Что это за тип? – спросил Эрве, щурясь от света. – Он что, ревнует тебя?

Лучше не скажешь. Глядя на укрывшуюся в постели парочку, на их изможденные сорокавосьмичасовой любовной схваткой лица, на их волосы, в беспорядке прилипшие к блестевшим от пота лбам, на блаженный свет, льющийся из их орбит, на жилки, нервно пульсирующие на их висках, я подумал о Жюли… Я так плохо любил ее с тех пор, как над моей головой образовалась проклятая туча с дерьмом! Ревновал ли я? Да, я ревниво относился к рекорду, который установила, как им казалось, эта парочка, будто мы с Жюли не способны потерять за два дня двенадцать кило, изматывая себя так, что под конец тренировки твое тело, кажется, весит целую тонну! Будто мы не можем разбросать по нашей постели в десять раз больше шмоток, лихорадочно срывая их друг с друга! Будто мы никогда не насыщали наше постельное белье плотским наслаждением и не пропитывали насквозь воздух спальни нашими телами! Будто у нас тоже никогда не было намерения сгореть в мгновенном пламени любовной страсти! Будто для нас могла быть уготована иная кончина…

Да, я ревновал к этим двум любителям порочных утех, чего уж тут скрывать, ревновал к наслаждению, от которого лучилось улыбкой личико Терезы, ревновал к неизвестному подонку, что забился в щель, как таракан, бросив мою сестренку пожинать плоды своего наслаждения на тюремных нарах.

Схватив первую попавшуюся под руку одежду, я бросил ее Тео, а сам отправился в обставленную в американском стиле кухню.

– Одевайся и отвечай на мои вопросы, говоря только «да» или «нет».

Я поставил на огонь турку, чтобы сделать себе кофе, твердо решив, что если понадобится, то заставлю Тео выпить этот кофе через нос, и приступил к допросу.

Уже более сорока восьми часов эти двое кувыркаются как сумасшедшие, да или нет?

– Да.

Значит, Тео не знал, что Терезу бросили за решетку?

– Нет.

Ни того, что она беременна?

– Беременна? Так быстро? – закричал Тео.

– Но это же чудесно! – воскликнул Эрве.

Пенка из кофе и сахара потихоньку поднималась в турке. Я сделал глубокий вдох и произнес как можно спокойнее:

– Тео, скажи мне, да или нет, и попроси господина не встревать.

– Эрве, – сказал Эрве.

– Попроси Эрве не встревать.

– Его можно понять, Бен, дети для нас очень важный вопрос…

И я взорвался. Я заорал, что у меня другие проблемы, что Тереза сидит в кутузке, что в ночь, когда произошло преступление, она занималась любовью с подлецом, который до сих пор не объявился, что раз уж Тео всегда был добрым дядюшкой, которому все доверяли свои тайны, то ему сам бог велел поработать мозгами, чтобы выяснить имя того, кто обрюхатил мою сестру, и доложить мне обо всем в мельчайших подробностях с тем, чтобы я мог схватить этого негодяя за шиворот и затащить его пинками под зад в кабинет заместителя прокурора Жюаля, где он должен сыграть роль живого алиби для Терезы. Усек?

Он кивнул, давая понять, что усек.

– Тогда давай, шевели задницей. И у тебя есть всего полдня на это дело, пока она не попала в руки судебного следователя!

2

Кубарем скатившись с лестницы, я выскочил из дому и на ходу поймал такси. Я спешил вернуться в нашу скобяную лавку на тот случай, если вдруг Тереза в мое отсутствие материализуется там во второй раз. Пес Джулиус хорошо усвоил правила игры: если он хочет попасть со мной в такси, то должен затаиться неподалеку и, как только дверца откроется, тут же сигануть на заднее сиденье. Если же шофер замечал его до того, как машина останавливалась, он сразу жал на газ и мигом исчезал за горизонтом, словно за ним гналась его совесть. Однако в случае удачи Джулиус обеспечивал нам самый короткий, самый быстрый и самый тихий путь до пункта назначения. Тут уж не станешь возить пассажира кругами, чтобы содрать с него побольше деньжат, когда у тебя в машине сидит Ее Превосходительство Вонь. Тут уж байки не потравишь, не пожалуешься на свою профессию, которая уже не та, что была раньше, на пассажиров, что строят из себя умников, подсказывая, какой маршрут лучше, на женщин, которые водят машину как женщины, на педиков, которым уже мало жить просто так, им женитьбу между собой подавай, на арабов-басурманов, которые только и умеют делать, что дыры в бюджете нашего социального страхования, на косоглазых, что превратили Бельвиль в свою колонию, на ночи, которые становятся такими, что не видно ни зги, – и, само собой, как тут позабыть о пришествии Мартена Лежоли! При пересказе всех этих басен требуются паузы для того, чтобы перевести дыхание, чему как раз и мешает Джулиус Превосходный.