Волчицы - Буало-Нарсежак Страница 22

— Сейчас вернусь!

И действительно возвращалась. Но не одна. Когда же мы собирались все вместе, она не упускала случая выказать мне свою нежность: гладила по голове, целовала в шею. Однажды даже уселась ко мне на колени, и мне пришлось обхватить ее за талию, чтобы она не свалилась. От нее пахло женщиной; тело было крепким, теплым; она смеялась, чувствуя на своем бедре дрожь моих пальцев. Она раздражала Элен, и та уже не скрывала своего дурного расположения духа. Назревала буря. Каждая секунда отзывалась в моей плоти стреляющей болью, нескончаемым зудом, в крови словно завелась крапива. К счастью, Элен была слишком хорошо воспитана, чтобы вспылить. А вот Аньес, в гораздо меньшей степени владевшая собой, была способна спровоцировать скандал. Жюлия, такая сдержанная вначале, теперь показывала себя во всей красе. Например, пила неразбавленное водой вино, запрокидывая при этом голову, чтобы выбрать все до капли, или же трогала безделушки на этажерках. Элен, не в силах удержаться, предупреждала:

— Осторожно! Это легко бьется.

— Но у меня нет привычки бить вещи, — следовало в ответ.

Мелочи. Но моментально усиленные, раздутые ничтожностью поводов, тишиной, царящей вокруг нас, и ощущением, что квартира превратилась в арену турнира. Тягостнее всего было, безусловно, наблюдать, как обвыкается Жюлия на новом месте: шарит на кухне, копается в ящиках шкафов в поисках наперстка, иголки.

— Спросили бы меня, — колко замечала Элен.

Я сжимал кулаки в карманах. Еще четыре дня. Еще три. Однажды вечером я обнаружил между нашими с Жюлией комнатами заколоченную дверь. Вырвав листок из старого блокнота, валявшегося в ящике комода, написал: «Завтра утром устройте так, чтобы мы вместе вышли из дому».

За стеной слышались шаги Жюлии. Сложив записку вчетверо, я примял ее и подсунул под дверь. Она свободно проходила в щель. Затем я несколько раз постучал в стену; шаги стихли. Я щелчком послал записку под дверь. Жюлия не могла не увидеть ее. Сидя на корточках, я ждал. По легкому прогибу и вздрагиванию паркета под рукой я знал, что она стоит за дверью. Мне казалось, я слышу ее дыхание. Может, она ответит мне тем же способом? Ноги быстро уставали, пришлось встать на колени. За стеной скрипнул стул, упала туфля. Нет, она не ответит. И все же я продолжал наблюдать за щелью под дверью. Она, наверное, размышляет, обдумывает, как разъяснить мне свои намерения… Скрипнула кровать. Щелкнул выключатель. Ну что ж! Оставалось лишь последовать ее примеру, лечь в постель и часами строить самые невероятные предположения…

Утром следующего дня я был так же разбит и насторожен, как и в утро нашего побега из лагеря. Я приподнял занавеску: дома напротив выглядели сухими. Водосточные трубы перестали выплевывать потоки воды. Хороший знак. Я оделся и, перед тем как выйти, легонько стукнул в дверь смежной комнаты; затем направился в столовую, где застал Элен. Я рассеянно поцеловал ее за ухом.

— Как спалось, Элен? Она пожала плечами.

— Я в отчаянии, Бернар. Только не обижайтесь. Но я на пределе. Это сильнее меня. Я не в силах выносить ее дольше.

— Теперь вам ясно, почему я порвал с ней?

— Когда мы поженимся, ноги ее у меня не будет. Мне это очень неприятно из-за вас, Бернар, но честнее предупредить.

— Я и не намереваюсь навязывать вам Жюлию, — с живостью отозвался я.

— Как она может так отличаться от вас? Чем больше я наблюдаю за вами обоими, тем больше нахожу вас совершенно чужими друг другу. Можно подумать, в вас течет разная кровь. Я завладел рукой Элен, накрыл ее своей.

— Прошу вас, — прошептал я. — Потерпите еще немного. Больше мы ее не увидим. Обещаю.

— Спасибо… А что вы скажете об Аньес? Не кажется ли она вам странной последние несколько дней.

— Нет, я ничего не заметил.

— О! Здесь что-то есть. Она меня беспокоит… Бернар, нужно как можно быстрее начать приготовления к свадьбе. Так будет лучше. Для нас, для других, для всех.

— Ну что ж, условились, — ответил я, пожимая ее руку. — Как только Жюлия уедет… Я в свою очередь тоже просил бы вас… Мне хотелось бы, чтобы все прошло как можно скромнее. Никаких пригласительных билетов, никакой шумихи…

— Ну о чем вы говорите! — воскликнула, засмеявшись, Элен.

Я приблизился к ней, она послушно протянула мне губы, как верная супруга, уже давно опомнившаяся от первых ласк. Она не переставала поражать меня умением владеть собой. Для меня в этом было даже нечто притягательное. Только из желания получить чисто эстетическое удовольствие — увидеть, как она слабеет, — я стал настойчив.

— Пустите меня, — прошептала она.

Поглощенные поцелуем и молчаливой борьбой, мы на какой-то миг забыли об осторожности. Я первым заметил Аньес. И тут же, как преступник, отпустил Элен. Она залилась краской, затем сделалась мертвенно-бледной. Мы разом оказались участниками драмы.

— В следующий раз я буду стучать, — проговорила Аньес.

— Ты… — начала Элен.

— Ну я? — с иронией переспросила Аньес.

— Послушайте, — вставил я, — не будем же мы…

— Помолчите, Бернар, — отрезала Аньес. — Это вас не касается.

Какая-то глубинная интуиция подсказала мне, что я и впрямь не в счет, что я для них — всего лишь вещь, которую оспаривают, крадут друг у друга. Не разделяй их стол, они, пожалуй, набросились бы одна на другую.

— Я долго терпела, — начала Элен, — но я не позволю…

В коридоре послышались шаги Жюлии, и повадка сестер немедленно изменилась. Здесь привыкли противостоять посторонним, и чувство приличия было сильнее ненависти.

— Добрый день, Жюлия, — поздоровалась Элен почти не дрогнувшим голосом.

Жюлия пожала им руки и с открытой, невинной улыбкой направилась ко мне. Она тоже была натурой сильной и великолепно умела скрывать свои чувства. Она поцеловала меня без тени смущения, скорее даже с неким не лишенным чувственности лукавством, смысл которого был мне ясен. Со мной она обманывала сестер, и поцелуи, ласки, рукопожатия — все это определенно означало: «Держись за меня, дурачок!» Почему же тогда она отказывалась мне отвечать? Мы сели вокруг стола, и, чтобы рассеять неловкость, я предложил:

— Погода, кажется, налаживается, пойду прогуляюсь. Ты не составишь мне компанию, Жюлия?

— Не сегодня, нет. Я привезла с собой кое-какое белье для штопки: там у меня нет на это времени.

Она отказывалась пойти со мной и объясниться. Значит, таков ее ответ. Ладно, я покажу ей, что не менее упрям. Как обычно, она вышла к завтраку до того, как привела себя в порядок. Ей нравилось расхаживать в халате, не спеша потягивать кофе, покуривая «Голуаз», что выводило Элен из себя. Я вернулся к себе и на листке из блокнота написал: «Бернар погиб по приезде в Лион», затем подсунул записку под дверь. Я ничем не рисковал. Ни Аньес, ни Элен не входили в комнату Жюлии. Напротив, если Жюлия не знала о смерти своего брата, я мог выиграть. По логике она просто не могла знать об этом, поскольку правды не знал никто. Но тогда опять непонятно: почему Жюлия обращается со мной так, словно я Бернар? Нет, я должен разобраться! Во что бы то ни стало!